Из всех основных христианских догматов наше Искупление, смысл Христовых страданий, до сего дня остается наименее ясным вопросом. Речь здесь может идти о глубочайшей тайне, в которой ум человеческий способен постигать лишь отдельные стороны, не обнимая вопрос по существу. Говоря об искуплении, быть может, важнее не столько понять непознаваемое и объять необъятное, сколько суметь защитить самое сердце нашей веры от злых и подчас остроумных нападок. В трактовке Искупления нам важнее, следуя врачебному правилу, не навредить, то есть не выставить свою веру как-либо примитивно или однобоко.

«Странность» догмата искупления

Все христиане верят в спасение, дарованное смертью Иисуса Христа всем верующим в Него. Христос пострадал за наши грехи, и Своим страданием и смертью избавил людей от вечного осуждения. Мы верим, что кровь Христа очищает нас от всякого греха (1 Ин. 1, 7). Более того, все христиане признают, что без приобщения человека к жертве Христа, невозможно получить прощение грехов и спасение. Если бы Иисус не принес Себя в жертву, у нас не было бы надежды на примирение с Богом и вечную жизнь.

Примерно так, общими словами, приемлемыми для христиан разных конфессий, можно выразить центральный и главный догмат христианства. Разномыслия начнутся в понимании догмата.

Наш опыт общения с протестантами свидетельствует, что люди всеми силами уходят от злых и каверзных вопросов по поводу искупления, не желают слышать даже сами формулировки таких вопросов. А ведь вопросы эти по существу не глупые и не праздные. Они мучительны для христианина, не знающего ответа. Они представляются риторически блестящими для язычников, безбожников и всех вообще отрицателей христианства.

А вопросы эти суть следующие.

Почему Бог не может простить и помиловать, если не всякого человека, то хотя бы верующих в Него, кающихся перед Ним, исполняющих Его заповеди, молящихся Ему и любящих Его? Зачем для спасения таких людей нужно еще особое жертвоприношение, да еще и столь ужасное? Где Божие милосердие к человеку и даже к Своему Единородному Сыну?

Убийство Иисуса Христа – одно из самых величайших злодеяний в истории человечества. История осуждения Иисуса показывает нам два заведомо неправедных судилища: еврейское и римское, являет нам непомерную жестокость и изобретательность в злодействе со стороны иудейских начальников. Как такое злодеяние может служить к оправданию людей? Если Бог не мог простить людей, относительно праведных и относительно мало виновных, то почему величайшее злодеяние в истории, совершенное людьми, прелагает гнев Божий на милость? Пока не замучили Божьего Сына, были под проклятием, а когда замучили, - получили прощение. Где здесь здравый смысл?

Почему смертью Иисуса Христа спасены не все люди поголовно, а только верующие во имя Его, и опять же, свидетельствующие свою веру своей жизнью и делами? Исполнение заповедей требовалось от человека и до пришествия Христа, требуется и после. Пренебрежение заповедями тогда и теперь лишает человека спасения. Что же тогда изменилось с пришествием Христовым?

Далее, корректно ли говорить о жертве Иисуса Христа, принесенной на Кресте? Ведь Иисус воскрес на третий день, и Он заранее знал о Своем воскресении. Он вернулся к жизни, притом к той полноте Божественной жизни, которой и не обладал по своему человеческому естеству до Креста. Да, Он перенес тяжелейшие страдания. Но под жертвой принято понимать нечто, навеки отчуждаемое от себя в пользу кого-то. Когда говорят, что воин в бою пожертвовал жизнью, предполагается, что он покинул землю навсегда, а не на три неполных дня, что он принес на алтарь победы всю оставшуюся жизнь. Христос же не остался в царстве смерти. Чем же Он пожертвовал?

Вопрос этот можно поставить еще острее, если вести речь об избавлении от вечных мучений. Жертва, приносимая для избавления кого-то от адского огня, по самому смыслу слова «жертва», должна и остаться в адском огне. Точно так же, как жертва погибшего воина, который своей жизнью спас чужую. Один человек на веки уходит в царство смерти, чтобы туда пока еще не пошел другой. Западные христиане, кстати, к слову жертва упорно ставят прилагательное: заместительная. Но кто заместил наше место в аду? Кто пожертвовал своей бессмертной душой, кто свою вечную участь принес в мучительную вечную жертву ради того, чтобы другие избавились от мучительной вечности? Уж в самом деле, не Иуда ли? А относить это прилагательное «заместительная» к временной смерти тоже нет оснований, ибо всякий человек на земле умирает своей телесной смертью сам, без всяких заместителей.

Где Божия справедливость, если Бог ставит условием прощения негодяя не что иное, как страдание и мучительную смерть величайшего из праведников, Самого Сына Своего? Притом еще, что по протестантскому учению, человеку даже запрещается какие-то свои собственные усилия и добрые дела присовокуплять к вере в Искупителя, как имеющие отношение к личному спасению.

Скажем честно, что на все эти проклятые вопросы очень сложно найти ясный и конкретный ответ, как в западной, так и в восточной традиции. Вместо ответа мы часто слышим уход от ответа. Мы слышим исповедание догмата, вместо его объяснения и раскрытия.

Между прочим, первый из таких «уходов от ответа» мы читаем в 1 Послании Павла к Коринфянам, одном из ранних его посланий. Иудеи требуют чудес, и еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для еллинов безумие, для самих же призванных… Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор. 1, 22-24). И весь контекст этой первой главы, показывает, что автору уже поставили вопросы, вроде тех, которые мы привели выше, а из них следует, что концепция искупления, по-человечески говоря, соблазнительна и безумна. И Павел пока не имеет разумного объяснения догмату искупления на языке тогдашних иудеев и еллинов, такого объяснения, которое его собеседники могли бы понять (если уж не принять). Но зато духовную силу искупления он ощущает прекрасно. Павел чувствует, что эта сила превосходит убедительность любых человеческих аргументов, а потому пока не считает нужным эти аргументы подбирать. Вот он и приводит исповедание вместо объяснения.

Но сколько веков можно только уходить от ответа?

Одной из самых вредных трактовок искупления является юридическая теория Ансельма, которой, к сожалению, и до сего дня придерживаются многие вполне искренние христиане. Центральная идея Ансельма заключается в том, что Бог Отец не может простить согрешившего человека без принесения соответствующего удовлетворения Божественному Правосудию. А поскольку человек не в силах оное удовлетворение принести, то это делает за него Сын Божий, воплотившийся и пострадавший за нас.

Несообразности этого толкования мы выясним далее по ходу изложения, а пока отметим, что вполне разделяем благочестивые чувства христиан, придерживающихся этой трактовки. Они желают, чтобы современный человек серьезнее относился к самому понятию греха, рассматривая его на фоне Креста Христова, чтобы проникался благодарностью к своему Господу, чтобы, говоря словами Апостола, не усиливался бы поставить собственную праведность, а покорился бы правде Божией (см.: Рим. 10, 3). При этом, однако, они не задаются вполне очевидными вопросами, на которые юридическая теория ответа дать не в состоянии. Ведь, вообще говоря, любому христианину вполне возможно научиться жить так, чтобы не уповать на собственную праведность, чтобы принимать дар Христа именно как незаслуженный дар, но при этом понимать искупление не юридически.

Думается, начать разговор следует с самых первых страниц книги Бытия и с очевидных понятий.

Грех и смерть

Как одним человеком грех вошел в мир и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков (Рим. 5, 12).

Придерживаясь традиционных позиций, мы верим, что рассказ книги Бытия не выдумка и не аллегория. Действительно, именно согрешение наших прародителей ввело страдание и смерть в род человеческий (и вообще, в природу, но связь смерти в биологии с человеческим грехом мы здесь обсуждать не будем). Для того чтобы понять, чем именно наказан человек, нужно прежде понять, что он имел в своем первозданном состоянии.

Первозданный человек был создан невинным, но свободным, а потому поставлен между смертью и бессмертием. Его житие в Едемском саду нельзя рассматривать, как вечное, но разрушенное случайными обстоятельствами. Бог создал человека во времени. Человеку и всем животным надлежало питаться тленной пищей и размножаться. На ограниченном отрезке пространства и при отсутствии смерти это не может продолжаться бесконечно долго. Человек был поставлен на испытание. Дальше непременно должно было произойти какое-то важное изменение с человеком и со всем миром, в зависимости от выбора самого человека. Если бы человек сохранил заповедь, проявил верность и любовь к Богу, в мире должно было исчезнуть время по особому Божиему вмешательству. И тогда наступила бы вечность, а с нею полнота блаженства сотворенного человека.

Итак, мы видим, что данные Адаму дары можно разделить на временные и вечные, на актуальные и потенциальные. Что-то дано сразу и непосредственно, а что-то обещано на будущее и притом под условием послушания. Сразу даны были и телесное совершенство, и острый, проницательный ум, нарицающий имена животным и постигающий невидимое телесному оку сотворение женщины, и господство над сотворенным миром, и непосредственный доступ к собеседованию с Богом. В будущем должно было прийти постоянство в добре, неподвижность ко греху, а вместе с ними такие блага вечности, о которых мы сейчас судить не в состоянии.

Невинность дана была Адаму изначально. Святость должна была прийти позже по мере личного соучастия в Божием даре. Первое блаженство человека отличается от потенциально возможного ровно настолько, насколько невинность отличается от святости.

В грехопадении человек проявил свой отказ от благ будущих. Само вкушение от запрещенного древа с целью получить знание, делающее богом, и выражало попытку идти в будущее другим, своим путем, а не тем, который заповедал Творец. Праведным судом Бога человек лишен и большей части временных благ. В мир вошли страдания и смерть. А сам первоначальный мир изменился до неузнаваемости. Эдем исчез навсегда.

Бог проявил здесь Свою справедливость и милость к согрешившему человеку. Справедливость состояла в том, что Он оказался верен Своему слову. Он допустил совершиться тому самому, о чем предупредил заранее. Он сказал: если вкусите, то умрете. Не сказал: Я вас убью, но именно сами умрете. Смерть духовная была внутренним изменением в том святилище человеческого духа, куда по Своей любви Бог запретил Себе вмешиваться. Смерть человека осуществилась там, где лежит его свобода. По своей справедливости Бог не сделал Свое предупреждение пустой угрозой. Его справедливость состояла, помимо прочего, в честности.

А милость Божия в этом наказании состояла в том, что Бог пресек вечное возрастание человека в его собственной, выбранной человеком смерти. Как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно (Быт. 3, 22). Милость Божия заключалась в тот час в пресечении вечного развития человеческого зла. Господь по милости не дал человеку сделаться демоном. Именно с этой целью Он ограничил человека сроком жизни (который существенно сократил после потопа), а саму эту жизнь обложил многими целительными скорбями и болезнями.

Человек и всякая душа живая в окружающей природе страдает и умирает. Никто не может умереть без страданий. И этот порядок утвержден милостью Божией до скончания этого мира. Пришествие Христово не изменило этого порядка.

Между прочим, в начале Апостольского века это было совершенно не самоочевидное положение. В послании к Фессалоникийцам апостол Павел убеждает христиан не скорбеть об умерших и благовествует об их грядущем воскресении. Эти слова показывают, что обратившиеся ко Христу совсем недавно всерьез полагали, будто теперь христиане умирать уже не будут, будучи оживлены Воскресением Христа. Но Его Воскресение не отменило порядок, установленный в книге Бытия.

В самом выражении Бытия смертью умрете показывается двойственный характер смерти. Смерть касалась и того, что Адам имел актуально (и эта смерть может кончиться лишь в последний день мира), и того, что он имел потенциально. По тому же признаку и в Апокалипсисе выделяется смерть первая и смерть вторая.

Никто из христиан не станет спорить, что Христос искупает и спасает нас от вечной смерти. Он дарит человеку тот самый дар, который Адам актуально еще не имел. Этот дар – вечное блаженство. По справедливости Божией этот дар, данный изначала лишь потенциально и условно, не мог быть и отнят сразу и безусловно, а равно он не может быть дан Христом вновь так же безусловно и актуально. Безусловно и актуально отнято у человека именно то, что он и получил безусловно и актуально, то есть его временная невинная и блаженная жизнь.

Итак, мы видим, что в истории грехопадения человека вполне осуществлены Божия справедливость и милость. За умирающим человеком не остается никакого особого долга, который наложил бы на него Творец и который до Христа не был бы взыскан. Одни люди говорят, что за вкушение плода наказать смертью всех людей – это слишком много. Другие, напротив, утверждают, что за оскорбление Божия величия даже смерти грешника будет слишком мало. Но нужно выслушать Самого Бога, говорящего в Библии: если вкусите, то умрете. Это Его оценка, сколько будет стоить возможное (тогда еще не совершившееся) человеческое преслушание. Эта оценка осуществилась и с тех пор остается неколебимою ничем. Даже пришествием Христа и Его смертью за нас. Справедливый и верный Своему слову, Бог ее не пересмотрел.

Посреди своих земных страданий некоторые мыслители стали самую смерть считать чем-то благотворным, избавляющим от скорбей земной жизни. Это неверный взгляд, во всяком случае, явно не библейский. Апостол считает смерть последним врагом (1 Кор. 15, 26), то есть, судя по контексту, злейшим врагом, самым упорным, который будет истреблен последним. Смерть есть последствие греха, а потому несомненное зло. Согласно традиционному православному учению, разлучение души с телом есть для человека состояние противоестественное, а потому болезненное. Даже отшедшие от этой жизни в блаженную вечность со Христом, остаются блаженными не вполне, но лишь по сравнению с жизнью на земле, и так будет продолжаться до дня всеобщего воскресения. В этом и смысл горестной молитвы душ святых под жертвенником Божиим, которых созерцал Тайнозритель (см.: Откр. 6, 9-11), а равно и Божиего ответа им, чтобы они подождали еще до скончания века сего.

Мы сможем считать смерть не врагом, а отрадою, только если вслед за гностиками и манихеями станем считать душу страждущей пленницей в теле, а само тело – источником зла. Но тогда с библейским христианством нам придется расстаться.

В самом понятии смерти нужно выделить две разных стороны. Во-первых, смертный час большей частью становится для человека высшей точкой его телесных страданий. Надвое разрывается целостный человек, созданный из души и тела. Это не может быть чем-то радостным или утешительным. Лишь иногда для некоторых праведников, претерпевших множество скорбей незадолго до смерти, и именно на фоне этих скорбей тихая безболезненная кончина могла восприниматься чем-то отрадным. Во-вторых, как мы видели, смерть есть длительное, многовековое пребывание души в разлучении со своим телом, т. е. в противоестественном состоянии. Обе эти стороны смерти вкушает человек, любой человек после Адама, независимо от того, жил ли он до или после страданий Христа и верил ли в Него.

Другое дело, что люди, готовые достойно принять смерть за свои убеждения и веру вызывают в нас сочувствие, а мучеников за Христа мы прославляем и ублажаем. Но и они, в сущности, не выбирали между смертью тела и его не смертью. В одной стихире 7-го гласа в честь мучеников есть такие слова от лица Христовых страдальцев: «аще не ныне умрем, умрем же всяко и бытию должная послужим». Выбор мучеников ускорял смерть их тела, но их верность Господу открывала им жизнь будущую. С этим никто не станет спорить, но мы хотим подчеркнуть, что из факта чьего-либо добровольного самопожертвования до смерти никак не следует, что смерть тела не есть безусловное зло, внесенное человеческим грехом.

Однако, с учетом вечной перспективы человеческой жизни, смерть тела оказывается для человека не самой большой из возможных бед. Самое страшное последствие греха человека заключается в том, что грешник не способен жить в раю, не способен быть в том общении с Богом, которое Сам Творец желал бы подарить человеку. Грех – это внутренняя болезнь самого человека, притом более сильная, чем даже телесная смерть. Суть греха заключается в обращении свободной разумной личности на себя, на свое благо, или на свое страдание в равной мере. Из этой самозамкнутости человеку нужно непременно выйти. Но вся беда грешника в том, что внешние действия Промысла Божия, будь ли то наказания или милости, способны только усилить эгоизм эгоиста, хотя и ограничивают иногда непомерность человеческих претензий.

(скачать статью полностью)