В годичном богослужебном круге Православной Церкви Страстная седмица занимает по праву самое важное место. Богослужения этой недели связаны общей темой и настроением. Для правильного восприятия и понимания этих служб необходимо всякий год выслушать и “вымолить” их полностью, не пропуская ни одной паремии или стихиры, ни одного синаксаря или чтения мимо слуха и сердца. И очень желательно при этом на досуге ознакомиться с текстами всех этих богослужений по Триоди или по особой литературе.

Страстная седмица - тема огромного количества исторических, богословских, экзегетических, литургических исследований и огромного количества самых возвышенных церковных проповедей. Добавить к ним живое новое слово, не повторяющее ничего прежнего, весьма затруднительно. Постараемся здесь лишь кратко проследить внутренние смысловые связи, скрепляющие богослужения Страстной седмицы. Пройдем здесь в основном по обочинам общего богослужебного пути и соберем на них те мысли и образы, которые обыкновенно не рассматриваются толкователями.

Грядет Господь на вольную страсть... Священные события последних дней земной жизни Спасителя переданы евангелистами наиболее подробно и, конечно, они стоят в центре нашего внимания. Но кроме этих событий Церковь представляет нам в своих ветхозаветных чтениях еще несколько священных воспоминаний и сюжетных линий, раскрывающих от одного дня к другому прообразовательный смысл ветхозаветных событий, смысл, восходящий ко Христу. При правильном понимании и сердечном сочувствии все это вместе звучит для верующего, как ни с чем не сравнимая священная симфония, в которой переплетается несколько внутренне связанных между собою тем.

Сложное музыкальное произведение нужно слушать целиком, во всей его совокупности. Но для лучшего усвоения полезно на досуге обратить внимание на каждую отдельную тему и партию, и тогда общая гармония приобретает для слушателя как бы новое звучание.

Так и богослужение Страстной седмицы весьма целостно, и вот уже целые века никто не дерзает его дополнить каким-либо песнопением, благоговея перед этой дивной древней гармонией. Но для нас полезно осмотреть основные части и темы священной симфонии Страстей. На это деление “вдоль” обращают внимание реже, чем на “поперечное” деление богослужений по дням, хотя оно не менее важно для понимания. Но прежде чем перейти к этому рассмотрению, обратим внимание на особое положение Страстной седмицы в общей последовательности богослужебного года.

В Православной Церкви сложился свой особый аскетически-литургический режим, из которого Страстная и Светлая седмицы выпадают слишком явно и нарочито. Пятьдесят недель в году (за исключением праздничных дней) наше внимание сосредоточено преимущественно на своей душе, на ее страстях, на ее бедственном состоянии, на предлежащем ей разлучении от тела, на посмертных мытарствах и суде. Будничные каноны и стихиры Октоиха, обращенные ко Господу, Божией Матери, и святым, так сходны по содержанию между собою, столь одинаково выражают моление одной и той же, обуреваемой страстями и скорбями грешной души, что, кажется, разнятся между собою лишь обращением к тому или иному священному лицу. Не нарушают эту традицию, а даже усиливают ее, трипеснцы Постной Триоди. Всякое напоминание здесь о Боге, о Христе, о Воплощении и Искуплении, в том числе даже в воскресных службах, достаточно отвлеченно и сухо-догматично. Во все эти долгие дни богослужебного года мы со Апостолом как бы не знаем Христа по плоти. Богослужение наше в эти дни нарочито очищено от всякой тени чувственности по отношению не только к каким-то личным переживаниям, но и к священным воспоминаниям. Оно возвышенно и просто, как каноническая икона по сравнению с фотографией. И это весьма оправдано. Мы призываемся к молитвенному подвигу и труду, а не к духовному утешению, которое на самом деле труднодоступно для нас, хотя очень легко может стать для нас ложным.

По этой причине, кстати, будничный Октоих с Минеей и даже Триодью для своего восприятия вовсе не требуют храмовой обстановки. Эти книги могут служить прекрасным годичным молитвословом для келейного чтения в предусмотренном Уставом исполнении и объеме. Таковы многолетние молитвенные будни, в частности, в катакомбной церкви.

Здесь видна общая аскетическая основа Православия, в отличие от латинской чувственности и протестантского спокойствия за свое оправдание. Первое и основное делание христианина - навык к покаянию, борьба со страстями, преодоление искушений, готовность на скорби и труды, отсечение сластей и своеволия. Этой цели соответствует общий литургический распорядок. Таков черный и черствый хлеб Православия. Он неудобоварим для изнеженной души. Но только он может стать основою для ее питания. Впрочем, никто не смог бы вытерпеть эту пищу долго, никто не стал бы вообще питать сим хлебом свою душу, если бы не дано было однажды вкусить душе предначатка небесной манны и если бы иногда, изредка не подавалась бы нам особая приправа к этому хлебу. Она и подается нам в Страстную седмицу.

По окончании св. Четыредесятницы милостью Божией нам предоставляется возможность поклониться Древу Крестному, открывшему путь к Древу Жизни и вкусить плодов сих древ. В это время мы должны быть готовы взглянуть на яркий свет и не ослепнуть. И Страстная седмица - время наименее приличное для келейной молитвы. Теперь нам надобно быть в храме, куда и призывают нас уставные песнопения, воспеваемые перед Лазаревой субботой и обращенные к пустынникам. С древности в это время даже отшельники прерывали свои уединенные подвиги и собирались в храмы.

Богослужебный устав Страстной седмицы всегда одинаков, вся служба совершается только по Триоди. Ни Октоих, ни Минея с нею не соединяются, за исключением случаев, когда в Страстную седмицу попадет праздник Благовещения. Неизменяемая часть чтений вечерни и утрени еще сохраняется, но чтение Псалтири переносится на первые три дня. Кроме того, сокращаются до минимума каноны утрени. Зато значительно большую долю в службах занимают чтения из Ветхого Завета, а особенно из Евангелия, которое читается на каждой вечерне и на каждой утрени. Эту связь между чтениями паремий и Евангелия мы и постараемся проследить.

 Сюжетные линии Ветхого Завета.

Первая и важнейшая из них - это история Иова, прочитываемая в пяти отрывках с понедельника и до пятницы. Книга Иова, безспорно, самая древняя по написанию в Ветхом Завете (славянская Библия считает Иова пятым после Авраама, другие же толкователи отождествляют Иова с Иовавом, племянником Фалека, упоминаемым в Быт. 10.29, который тоже отстоит от Авраама на пять поколений, только в другую сторону, вглубь веков. В любом случае Иов намного старше Моисея) и одна из самых таинственных. Перед нами пример не просто страдальца, но страдальца невинного, который, покоряясь Промыслу Божию, пытается все же понять, в чем смысл такого страшного наказания. В отличие от читателя, Иов, видимо, не знает о разговоре диавола с Богом, но, вероятно, сознает, что страшное искушение попущено ему не за какой-то грех или провинность, а по иной, таинственной причине. “Друзья” Иова (сопредельные с ним князья-соперники) силятся доказать ему, что он грешник, исходя только из факта наказания. Их победа в споре поставила бы под сомнение весь жизненный путь праведника, стерла бы границу между добродетелью и пороком. Иов, смиряясь пред Господом, не может, однако, принять их упреков. Постепенно от лицемерного сочувствия эти “друзья” переходят к прямому и злобному обличительству. Наконец Сам Господь, как бы вмешивается в спор, показывая Иову в чудном видении все величие мироздания и неспособность человека к уразумению путей Божиих. Но смиряя Иова, Он здесь же оправдывает его перед обвинителями, велит ему помолиться за них, а им принести жертвы о своем грехе клеветы на праведника. На этом и кончается испытание Иова, Господь исцеляет его и восстанавливает в прежнем благополучии.

В чтениях Страстной седмицы перед нами проходят лишь начало и конец книги: подвиг праведника, его отказ от богохульства и самоубийства, и Божие воздаяние ему. Основную же часть книги составляет разговор Иова с обвинителями его, которые говорят довольно умные и верные по виду слова о том, что наказания не бывает без вины, что нужно каяться и смиряться перед Богом. Почему же Иов не соглашается с ними, и выдержав более тяжкое испытание, отвергает такие “утешения”? Казалось бы, как естественно грешнику сознать свою вину, насколько облегчает его муку сознание справедливости наказания и прошение о помиловании. Но Иов здесь остается исключением, причем правда его свидетельствуется Богом. Понять это мы можем, только если станем видеть в Иове прообраз Христа. Тогда и в речах его друзей мы услышим голоса евангельских фарисеев, постоянно пытавшихся доказать Иисусу, что Он не больше, чем грешный человек.

Однако при этом самый главный вопрос остается без ответа: в чем смысл безвинного страдания праведника? Иову не дается объяснения, Бог показывает, что такое невозможно уразуметь и постигнуть человеку. Безусловно, это же относится и к страданию Христову, в котором сокрыта еще большая тайна, непостижимая нашему уму.

Обыкновенно Бог, если можно так выразиться, поддерживает с человеком “юридические отношения”: наказывает нас за грехи, подает облегчения в этой жизни за добродетели или за покаяние. Неслучайно поэтому нравственные наставления, приводимые, например, во Второзаконии или в книгах Соломоновых, заимствуют стимулы из жизни временной: делай то и не делай сего, чтобы жить тебе благополучно на земле. То же самое видим мы и в своей повседневной жизни. Какой бы религии ни придерживался человек, он вынуждается видеть закон относительного нравственного соответствия: связь нравственно вменяемых поступков с их последствиями. Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что большинству людей этот закон внушает первую в их жизни серьезную мысль о Боге, то есть когда они своими глазами увидят, что уже в этой жизни порок может быть наказан свыше, а за добрый поступок неизвестно откуда может придти помощь или награда. Однако на уважении этого закона небесной справедливости религиозный рост человека может и остановиться.

История Иова наглядно показывает недостаточность этого закона. На самом деле отношения человека с Богом невозможно целиком вложить в такие юридические рамки, хотя совсем без них обойтись невозможно. Действительно, грешит ли человек или творит правду, но если справедливость Божия воздает ему уже на земле, то с чем тогда придет он к будущей жизни? Ведь любая наша добродетель перед Богом достаточно условна и относительна, а наше греховное падение, склонность ко злу, гораздо более глубока, и это довольно ясно нашему нравственному чувству. Человека добродетельного совесть грызет гораздо чаще, нежели ублажает. Значит что же? Или вечная погибель, или должно быть какое-то нарушение закона Божией правды, должно быть исключение из него, должно существовать какое-то невинное страдание, и в нем должна явиться жизненная возрождающая сила, так чтобы относительная и временная правда человеческая могла получить уже вечное, абсолютное измерение. Пример Иова это и показывает. Иов жил в своем благополучии добродетельно, но по Божией мерке такая добродетель еще недостаточна. Она не избавляет от искушений, не возводит на Небеса, и сам Иов сознает этот относительный характер своей невинности. “Друзья” же его эту относительную добродетель считают прямо грехом. Но человеческая “правда” обвинителей праведника посрамляется самим фактом его невинного страдания, соединенного с благодарением Господу, с исповеданием грядущего Искупителя и пророчеством о Воскресении (Иов 19.25-27). Вдумываясь в книгу Иова, мы понимаем, что для настоящей праведности пред Богом недостаточно одной только человеческой праведности.

По сравнению с нравственной идеей книги Иова, Моисеево законодательство есть заметный шаг назад. Писанный закон дается людям, неспособным уже к добродетелям Ноя и Мелхиседека, Иова и Авраама, которые ходили не по плоти но по духу и не нуждались в писанном законе. Об этом свидетельствуют и св. Отцы, в частности Иоанн Златоуст в проповеди на 1 главу Евангелия от Матфея о родословной Христа.

Книга Иова дает лишь прообраз и предначертание. Сама по себе она остается малопонятной. Но теперь, когда она читается рядом с Евангелием, ее нравственная высота видится наиболее отчетливо. Особенно это заметно в первые три дня Страстной недели, когда книга читается за преждеосвященной литургией, после возгласа: Свет Христов просвещает всех! и перед умилительным пением: Да исправится молитва моя. Каждому из нас в эти минуты умилительного пения стоит спросить себя: а перенес бы я такое внезапное, тяжкое, всеобъемлющее и невинное страдание, подобно Иову? Выстоял бы я, будучи христианином, зная заранее, что тот прообраз нашел свое свершение во Христе, что если терпением Иова мы вразумляемся, то в Христовом страдании можем почерпать силы самим шествовать таким же путем к жизни вечной?

Еще один прообраз страдания Христова предстает перед нами в истории Иосифа Прекрасного, воспоминаемой в службе и в синаксаре Великого Понедельника. Опять безвинное страдание, и опять незлобие праведника к своим врагам и молитва за них. И опять врагами становятся близкие люди, в данном случае - родные братья. И опять незлобивое терпение одной доблестной души помогает и этим черствым душам прийти к покаянию и получить прощение. Как Иову Господь поручает помолиться за своих обвинителей, так и Иосиф, сам молясь за своих братьев, очищает их от греха братоубийства. Значит, ходатайство невинно страждущего способно оказать на грешника особое возрождающее влияние.

О ком же и этот рассказ призван нам напомнить? В ком эти нравственные качества достигают полного раскрытия? Плодами чьего страдания можем воспользоваться и мы, подобные обвинителям Иова и братьям Иосифа по своему лукавству и злонравию? Конечно, речь идет о Том Праведнике, страдания Которого предстают перед нашими глазами сейчас и в Ком находят исполнение все древние прообразы невинных страдальцев.

Особое место занимает на Страстной седмице чтение книги Исхода. Само слово “пасха”, как известно, и означает: исход, прехождение. В книге Исхода и повествуется об исхождении израильтян из земли Египетской, о прехождении через Чермное море; в ней же дается и установление о праздновании ветхозаветной Пасхи. Но чтения об этих конкретных событиях отнесены к вечерне Великой Субботы. В первые же три дня Страстной седмицы возвещается нам об обстоятельствах рождения Моисея о его скитаниях, предшествовавших призыву Господню. В Четверг мы предстаем мысленно со всем Израильским станом у Горы Завета, в Пятницу слышим о явлении славы Господни Моисею. Чем объясняется такая непоследовательность в прочтении этой священной книги?

Собственно, последовательную часть составляют чтения только первых трех дней. Остальные же чтения Исхода относятся к евангельским священным воспоминаниям, соответствующим каждому из трех заключительных дней по отдельности. Как последовательное чтение книги Бытия в продолжение святой четыредесятницы есть древнейшая традиция Церкви, хотя при этом вся книга Бытия не успевает прочитываться полностью, подобно тому и чтение Исхода вполне приличествует пасхальному предпразднеству, и возможно, сохранившиеся до ныне чтения первых трех дней и представляют собою остаток этой более древней традиции чтения книги Исхода полностью. Впрочем, и в этих отрывках можно найти особый прообразовательный смысл. Моисей, видя страдания своего народа, притесняемого от египтян, пытается заступиться за соплеменника, поразив египтянина. Но на следующий же день оказывается, что такое самочинное благодеяние брату им же самим не воспринимается. Моисей вынужден спешно удалиться в пустыню и там долгое время ждать Божия призыва, и лишь затем, вооружившись Господней силою, по Его велению осуществить давнее желание сердца своего и послужить освобождению своего народа.

Подобно и мы все страждем в плену фараона мысленного, от которого избавиться человеческими силами нам невозможно. Исход из дома работы в землю обетованную есть прежде всего дело Божией милости и Божия водительства.

Наконец, характерной особенностью ветхозаветных чтений каждого дня Страстной седмицы является какое-нибудь откровение славы Господни. В Понедельник, Вторник и Среду перед нами предстает таинственное видение пророка Иезекииля, созерцавшего Господа во славе, носимого четырьмя ангелоподобными животными. Видение это завершается посланием пророка на проповедь к роду строптивому израильскому, который едва ли послушает слова Господня и непременно причинит зло самому проповедующему. Уже не нужно пояснять, что эти слова Господа, сказанные Иезекиилю, гораздо более приложимы к Самому Христу, именовавшему себя, кстати, так же, как именует Бог пророка в этом видении - Сыном Человеческим. Но нам теперь хотелось бы обратить внимание, что ветхозаветное Писание везде в эту седмицу показывает нам Господа во славе, как бы в противовес тому, что Евангелие, читаемое в эти дни, показывает нам наибольшее Христово уничижение. Так. в Четверг перед нами предстает чудесное видение и возвышенная речь Господа, обращенная к Иову, и кроме того, мы слышим трубы и громы Синая, когда через Моисея Бог давал закон людям Своим. В Пятницу же описывается чудесное видение Моисею славы Господней в ее отражении, как бы сзади, ибо не может человек увидеть лица Господа и остаться в живых. Неслучайно эти слова напоминаются нам в тот самый день, когда лице Христово мы мысленно созерцаем заушаемым и оплеваемым. Все эти чтения постоянно напоминают нам, что страдает за нас не просто человек, но Богочеловек, по Своей воле утаивающий Свою Божественную славу и величие.

Общие замечания о богослужениях Страстной Седмицы.

Уяснив связь между темами ветхозаветными чтений, обратим внимание на подобную же связь в чтениях Евангелия, собственно богослужебных текстов и различных уставных поучений.

В идеальном случае объем служб Страстной Седмицы практически не оставляет места на перерывы между ними. Он практически необъятен. Так он и задумывался. На Страстной Седмице у христианина не должно быть никаких лично важных дел. Ему не на что и незачем отвлекаться. Уставная трапеза в эти дни такова, что практически не требует времени даже на принятие пищи, не только на ее приготовление. Провести Страстную Седмицу, целыми днями не выходя из храма, - это не подвиг и не аскетический надрыв. К этому нужно постепенно привыкнуть, как к норме поведения. И гораздо более того: у христианина должна созреть насущная душевная потребность только так и приготовляться к Пасхе. Каждая пропущенная в эти дни служба пусть воспринимается, как потерянное сокровище.

В этом распорядке богослужений важное место занимает чтение Евангелия на часах в первые три дня. Прочитываются полностью Евангелия от Матфея, Марка и Луки, и до середины - Евангелие от Иоанна. Все это чтение устав предписывает в три первых богослужебных дня седмицы. Уже довольно давно и прочно укрепилась практика некоторую часть Евангельских чтений вычитывать на часах на шестой неделе, а то и ранее. Такая “разгрузка” Страстной седмицы оправдана тем, что во время чтения Евангелия не положено сидеть, а выстоять все это чтение между утреней и литургией Преждеосвященных - не всем под силу. Конечно, лучше сэкономленное таким образом время употребить на уставные чтения из святых Отцов, во время которого можно дать молящимся некоторый отдых в сидячем положении. И тем не менее, совсем убрать чтение Евангелия на часах или сократить его до чисто формального объема, - было бы разрушением замысла службы.

На Страстной неделе Евангелие читается необычно большими частями, и это неслучайно. В обычном чтении на утрени и литургии нам предлагается одно-два зачала для вдумчивого рассмотрения конкретного события или притчи. Здесь важно, что сказано или произошло. На Страстной седмице все наше внимание на Самом Учителе, а не на отдельных действиях или изречениях Его. Важно теперь, не что сказано, а Кто говорит. Кроме Евангелия ничто не может запечатлеть перед нашим мысленным взором весь Божественный образ Спасителя. Перед нами проходит вся известная нам часть Его земной жизни. Верная душа смотрит на Него и не хочет оторваться от своего видения. В эти дни мы как-то особо ощущаем Его присутствие. Исполняются Его слова: многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали. (Мтф. 13.17) Если даже просто в Святую Землю невольно тянется верующая душа поклониться на место, идеже стоясте нозе Его, то тем более понятно ее желание увидеть Христа своими очами, услышать Его голос, хотя бы на несколько минут. И вот - вполне достойное к тому средство в соответствии с нашими возможностями. Не кинофильм о Христе и не пустое мечтание, а внимательное и долгое слушание Евангелия посреди великопостной службы.

К этому же призывают нас и повторяющиеся песнопения: Се Жених грядет, Чертог Твой, Час суда и некоторые другие, но о них мы скажем чуть позже.

Чтение Евангелия и благоговейное внимание к службе непременно требуют и святоотеческих поучений. Их уставом предусмотрено немало. Думается, не будет нарушением устава чтение и иных слов, подходящих по теме, например, поучений более близких нам святых Отцов, чем указаны в Триоди. Обычно это - толкования на Евангелие, а иногда проповеди, посвященные воспоминаемым событиям. К сожалению, часто приводимые в Триоди синаксари на каждый день рассматриваются как совершенно необязательные “довески” к службе. Это неправильный взгляд. Синаксари Вел. Понедельника, Вторника и Среды очень важны и содержательны. Без них понять некоторые образно воспоминаемые события в службе очень трудно. Например, кондак Великого Понедельника, содержащий упоминание о праведном Иосифе, выпадает из общего контекста службы и без Синаксаря этот библейский образ в ней просто непонятен. Синаксари Вел. Четвертка, Пятка и Субботы по большей части содержат пересказ евангельских событий, но и их опускать все-таки не должно. В Страстную седмицу богослужение не боится повторений. Повторяются стихиры, ирмосы, тропари в трипеснцах, поневоле повторяются евангельские чтения. Если такое повторение в синаксаре тяготит наше тело, то можно и посидеть во время чтения, а если оно тяготит душу, представляясь ей чем-то занудным, то значит, с этой душою что-то не в порядке, есть о чем подумать и в чем покаяться...

Наконец и о посте на этой седмице заметим, что он во всяком случае не строже по уставу, чем на первой седмице Четыредесятницы. На всякий день, кроме Пятка, совершается литургия, а это в любом случае означает некоторое послабление. (После совершения литургии не бывает полного воздержания в пище). Даже в Пятницу самым немощным разрешается что-то съесть. Но устав (и, наверное, Церковь, и Сам Господь) ждут от нас самих некоего доброго расположения. В отличие от первой седмицы, ныне наш пост не есть узда для наших страстей, не аскетическое средство самовоспитания. Как отмечено в уставе о Вел. Пятке, ныне исполняются слова Христовы: отнимется от них Жених, и тогда постятся в тыя дни. На первой седмице мы принуждали себя, и нас понуждали другие, ныне же, кажется, и усилий не требуется, просто кусок в рот не идет. Надо только пребыть в церковной службе, как бы слиться с нею, со всеми ее мыслями и чувствами, и даже не потребуется никаких особых усилий, чтобы дотерпеть пост до конца.

(скачать статью полностью)