Оглядываясь на историю уже прошедшего ХХ века, русские патриоты особенно внимательно всматриваются в события русской катастрофы 1917 г, в ее причины и последствия. Фактических данных по истории революции и гражданской войны на сегодняшний день известно достаточно много, и важнейшим для нас является правильное осмысление этого материала. Современные исследователи с политического уровня понимания проблемы переходят на историософский, с использованием православного учения о последних временах и с привлечением трудов церковных учителей Русской Церкви начала века и мыслителей Русского Зарубежья.

Такое обобщение дает новое, более глубокое видение проблемы. Но и здесь подстерегают свои опасности. Пытаясь быть “правее правого”, да еще и глядя глазами отдаленного потомка, некоторые впадают в крайности и путем надуманных построений приходят к ложным выводам. Так одни историки все причины и всю суть гражданской войны видят в поисках неизвестных еще масонских списков, находят (а может быть, и сами составляют) оные перечни, где, например, генералы Корнилов и Алексеев стоят через запятую с Лениным и Троцким. После этого делается вывод, что белые и красные были равно масонами, никакой принципиальной разницы между ними не было, и саму гражданскую войну они развязали якобы по взаимному соглашению, как “игру в четыре руки”. Другие публицисты напирают на то, что Русская Церковь в лице патриарха Тихона не благословила Белого Движения, а простой народ в массе не поддержал его. Значит, - делают они глубокомысленный вывод, - православные поняли масонскую суть белых, которые подняли мятеж против советской власти (а ведь нет власти, аще не от Бога), чтобы спровоцировать эту власть на гонения против Церкви. Попробуем разобраться сначала с фактической стороной дела, а потом проследим духовно-нравственные истоки подобных ложных выводов, которые нередко подаются современному читателю в несколько смягченном виде.

К настоящему времени известно довольно точно, что к началу февральского переворота 1917 г. действительно существовала масонская “Военная ложа”, возглавляемая думским деятелем А.И. Гучковым. В нее входили ряд видных генералов: Поливанов, Маниковский, Зайончковский, Рузский, Крымов, Половцев, гр. Игнатьев и другие. Перечисленные генералы впоследствии никогда не были участниками Белого Движения. Одни из них прямо служили у большевиков, как например, Поливанов, Маниковский, Брусилов, Зайончковский и проч. Другие оказывали красным неявную поддержку, оставаясь сами в тени, как например, бывший военный атташе во Франции граф А. Игнатьев препятствовавший отправке в армию Деникина военного имущества, закупленного еще царским правительством, или генерал Крымов, сорвавший выступление генерала Корнилова в августе 1917 г. Третьи, как тот же генерал Рузский, сыгравший главную роль в измене Государю в феврале, во время развернувшейся гражданской войны просто сидели по домам.

“Военная ложа” собирала сведения о состоянии армии и, главным образом, занималась обработкой высших офицеров, сея клевету на Государя, подрывая к нему доверие. Эта клевета повлияла на многих, в частности и на генералов М.В. Алексеева и Л.Г. Корнилова. Последний попал в германский плен в мае 1915 г., бежал оттуда только в ноябре 1916 г. и не понимал обстановки на родине. Генерал Алексеев знал о заговоре и не донес Государю. Он виновен в пассивном соучастии масонскому бунту, но активным заговорщиком он, безусловно, не был. Это, конечно, не снимает с него ответственности за нарушение присяги Государю. “Грех февраля” остался на нем, как и на Корнилове. Но справедливости ради стоит сказать, что в этот грех вовлекла их чужая, искусно сплетенная ложь, а не собственная развращенная или злая воля. Когда они поняли, что их обманули и использовали в своих целях враги России, эти генералы попытались исправить содеянное и выступили против революции.

То, что эти генералы не были ”февралистами”, они доказали очень скоро, выступив против “февральского” же масонского Временного правительства. “Корниловский мятеж” против Керенского был поднят в августе 1917 г. группой генералов - будущих вождей Белого Движения (Корниловым, Деникиным, Марковым, Лукомским и другими). Против этих контр-революционеров единым фронтом выступили большевики и эсеры - правительство Керенского и петроградский совдеп во главе с Троцким. Из-за измены и несочувствия делу Корнилова большинства войск выступление окончилось неудачей. Белых генералов Временное правительство посадило в тюрьму. После октябрьского переворота они бежали из заключения и продолжили белую борьбу с революцией, фактически начатую ими еще в августе и продолженную в ноябре.

Через два дня после октябрьского переворота под Петроградом выступил против большевиков генерал П.Н. Краснов. Выступил по собственной инициативе и не в защиту презренного Керенского, а именно против предельного проявления революционной вакханалии, воплотившейся в большевизме. Также отнюдь не в защиту завоеваний Февраля, не по приказу временного правительства, а по зову сердца встали в разных местах России против революционных банд старшие офицеры (даже не генералы): полковники Дроздовский, Дутов, Чернецов, есаулы Семенов, Шкуро, капитан Покровский и другие.

По своим личным симпатиям многие белые вожди были монархистами, хотя в условиях разгулявшейся революционной стихии вынуждены были скрывать свои взгляды. Монархистами были генерал Н.И. Иванов, недолго командовавший Южной Армией (зимой 1918-19 г) - крестный восприемник Цесаревича Алексия и духовный сын св. прав. Иоанна Кронштадтского; донской атаман генерал Краснов, командующий Северо-Западной Армией генерал Юденич. Монархистами, до конца верными Государю были и организатор белофиннской армии барон Маннергейм, и предательски убитый петлюровцами граф Ф.А. Келлер, и командующий белыми силами на Дальнем Востоке барон М.К. Дитерихс, “воевода Земской рати”, возглавлявший в 1918 г. комиссию по разследованию убийства Царской Семьи, и генерал А.П. Кутепов, один из ближайших соратников генерала П.Н. Врангеля, возглавлявший после смерти последнего в 1929 г Российский Общевоинский Союз. Тогда же, в феврале 1917 г., будучи в Петрограде в чине полковника, он по собственной инициативе организовал сопротивление мятежникам и боролся с ними до конца. Позднее он присоединился к Корнилову, не соблазняясь на “февральский грех” своего командующего, и прошел с Добровольческой Армией весь путь от Ледяного похода до Галлиполи. Монархистом был и М.Г. Дроздовский, протестовавший против некоторых антимонархических выступлений генерала Деникина.

Таким образом, было бы неверно считать Белое Движение в лице его вождей каким-то “февральским” или “демократическим”. Конфликты с демократическими политиканами, бывшими февралистами и думцами, постоянно возникали даже у наиболее “левого” вождя генерала Деникина, который терпел их, но старался все делать по-своему. Адмирал Колчак вынужден был в ноябре 1918 г. устроить переворот в Омске и разогнать тамошнее правительство, состоящее из эсеров и эсдеков. Подобный же переворот в марте 1922 г. совершил во Владивостоке генерал Дитерихс. Именно поэтому Керенский, будучи за рубежом в 1919 г. убеждал правительства Антанты не оказывать помощи Деникину и Колчаку, как представителям “самой черной реакции”.

Главная позиция, которой держалось большинство белых вождей, было “непредрешенчество” в отношении формы государственного правления России и военная диктатура на переходный период. Эта позиция не может рассматриваться как проявление какого-то принципиального антимонархизма, а является скорее просто прагматической установкой военных людей: сначала нужно покончить с главным врагом - большевизмом, а потом уже заниматься государственным обустройством России. Вопрос: против кого? заслонил в их глазах вопрос: за кого? В тогдашней обстановке это было и неизбежно.

Чью-то случайно оброненную фразу: хоть с дьяволом, только против большевиков, - современные историки сделали чуть ли не девизом всего Белого Движения. На самом же деле большевики тогда представляли открытую дьявольщину, и вполне духовно и нравственно оправданным было выступление против них вместе с любыми сочувствующими попутчиками.

Если еще можно было бы упрекнуть белых вождей в недальновидности или непонимании религиозной сути революции, то совершенно лживым является их обвинение в том, будто они сознательно служили врагам России или боролись за свои сословные преимущества. Даже Ленин назвал, к примеру, генерала Корнилова “первым по храбрости контр-революционером”. К сожалению, некоторые современные “слишком православные не-в-меру-монархисты” не признают за основателем Белого Движения даже и этого.

Масонство, внедрившееся в Белое Движение, потому и содействовало всячески его поражению, что не смогло поставить это движение под свой контроль. Белые гражданские правительства Деникина, Колчака, Юденича и Миллера, действительно, имели в своем составе много масонов. Но эти правительства и прочие деятели гражданской администрации на занятой белыми территории не играли решающей роли в самой белой борьбе, а имели лишь вспомогательное значение. Руководящая роль в Белом Движении принадлежала военным - людям волевым, честным, патриотически настроенным, которые не поддавались нажиму и посулам, да и обмануть которых можно было не всегда.

Поэтому масоны отнюдь не возглавляли Белое Движение, а напротив, занимались разложением его тыла, сеяли пораженческие настроения, недоверие к командованию, срывали мобилизацию, разжигали сепаратизм и т.д. Яркие свидетельства тому оставили в своих воспоминаниях генералы Деникин и Краснов. Мировое и подчиненное ему российское масонство однозначно сделали в гражданской войне ставку на победу красных, а не белых, и многочисленные документальные изследования это подтверждают. (см.напр. Э.Саттон “Уолл-стрит и большевицкая революция”)

Белое Движение, несмотря на свои первоначальные политические ошибки и некоторую идейную ограниченность, способно было стать основой русского национально-государственного возрождения. Уже в ходе самой гражданской войны оно постепенно изживало остатки “феврализма”, очищалось от родимых пятен демократии. Это весьма заметно, если сравнить, например, весьма левую Кубанскую раду 1918 г., с которой пришлось иметь дело Деникину, с Крымским правительством 1920 г. генерала Врангеля. Или масонско-эсеровскую Самарскую “учредилку” и Уфимскую “директорию” 1918 г. - с Владивостокским Земским Собором 1922 г. Именно на последнем было объявлено о православной монархии, как единственно законной власти в России. Ранее об этом же заявил и Карловацкий Собор 1921 г., на котором присутствовали участники Белого Движения на Юге России. Опросы, проводившиеся в 20-х годах среди белой эмиграции показали, что около 85% опрошенных симпатизировали монархии. Все тогдашние монархические деятели и идеологи Зарубежья так или иначе участвовали в Белом Движении, будь то будущий архиепископ Никон (Рклицкий) или церковный историк Н.Д. Тальберг, проф. И.А. Ильин, или поэт Н. Бехтеев.

Белое Движение было единственной реальной попыткой предотвратить гибель Российского государства и геноцид русского народа, единственной национально-здоровой альтернативой богоборческому интернациональному коммунизму. Заметим, что при всей ограниченности понимания его вождями религиозной сути революции, Белое Движение было тесно связано с Православной Церковью и не имело тех уродливых языческих черт, которые характеризовали позднейшие европейские анти-коммунистические движения, в особенности германский национал-социализм.

Когда говорят, что Русская Церковь не благословила Белое Движение, то обычно имеют в виду только отказ Патриарха Тихона передать через князя Е. Трубецкого благословение генералу Деникину в мае 1918, а также патриаршее послание к народу от сентября 1919 г., призывающее не мстить за себя и осуждающее жестокости гражданской войны (в т.ч. пресловутые “погромы”). Из этого послания не следует делать далекоидущих выводов о неприятии Русской Церковью Белого Движения. Есть данные о том, что патриарх тайно благословил гр. Келлера и ген. Дитерихса, которых знал как людей церковных и честных. Во всяком случае по поведению одного патр. Тихона нельзя делать вывод о позиции всей Русской Церкви. Патриарх находился в Москве, где свирепствовал красный террор, и не мог сказать открыто всего, что думал, дабы не подать лишнего повода для гонений на церковь, но было бы странно, если бы и вся церковь не сочувствовала бы тем, кто противостал богоборцам и кощунникам.

В 1919 г. на территории, освобожденной белыми войсками, прошли два архиерейских собора: в Ставрополе и в Омске, на которых благословлялось Белое Движение. Митр. Киевский Антоний (Храповицкий) выпустил особое послание, в котором благословлял оружие, поднятое против безбожников в защиту веры и Церкви, и разрешал от присяги большевикам тех, кого они насильно мобилизовали в Красную Армию. Многие приходские иереи добровольно пошли к белым бойцам в качестве походных священников. В армии Колчака таковых насчитывалось около 1100 человек, в армии Деникина - более тысячи, в армии Врангеля - до 800. Одним из таких армейских священников в Южной армии генерала Дутова был иером. Иона, будущий епископ Ханькоуский, недавно прославленный Зарубежной Церковью в лике святых. Эти священники до конца разделили судьбу тех белых частей, в которых служили: одни погибли, другие ушли со своей воинской паствой за границу. И. конечно, десятки тысяч мирян - сознательных членов Русской Церкви участвовали в Белом Движении в качестве воинов. Пишущему эти строки довелось лично слышать свидетельство очевидца, который Страстную седмицу 1919 г провел в Ейске (на Кубани), начиная с Великого Четверга и до Пасхи в храме были в основном усердно молившиеся юнкера и офицеры.

Большинство простого народа, действительно, не поддержало Белого Движения - и в этом заключается главная причина его поражения, чтобы не сказать, главная причина всей русской трагедии ХХ века. Но мужики не поддержали белых вовсе не потому, что, оставаясь монархистами, не захотели бы помогать республиканцам, а как раз напротив, потому что хлебнули уже мутной революционной стихии. Народный монархизм показал себя, как решительная сила во время смуты 1905-07 гг, он явился главной причиной неудачи этой “генеральной репетиции”. Но, как отмечал Л. А. Тихомиров, народный монархизм был у нас малосознательным, основывался в основном на инстинкте, на привычке, а потому был неглубоким и непрочным. И действительно, к 1917 г. в правых монархических организациях представителей простого народа (крестьян, рабочих, мещан, а также купцов) почти не осталось. Сознательными монархистами к 1917 г (хорошими или плохими - другой вопрос) оставались в основном представители дворянства и интеллигенции. В III и IV Гос. Думе представители крестьянства (“трудовики”) поддерживали почти всегда эсеров и эсдеков, а не правые партии. Такое по-левение русского крестьянства объясняется прежде всего падением в нем религиозности и церковности, о чем предостерегали многие церковные публицисты начала века, напр., архиеп. Никон Вологодский, прот. Иоанн Восторгов, С. Нилус. Кроме того, развитие капитализма в деревне порождало, с одной стороны, культ денег и наживы, с другой, пролетарскую зависть и ненависть, ставшие основой для быстрого и действенного усвоения массами людей нехитрой марксистской теории: “грабь награбленное”.

Во всяком случае к 1917 г. русская деревня отнюдь не являлась оплотом Православия и Самодержавия. И революция вскоре это показала. Даже крепкие хозяева - “столыпинские дворяне” (кулаки) не выступили в поддержку царского правительства, которому были обязаны всем своим благополучием.

Февраль 1917 г. также не был делом рук только гнилой столичной интеллигенции, тем более не был дворцовым переворотом. А.И. Солженицын, изучивший множество документов той поры, делал вывод, что по размаху народных выступлений против монархии собственно революцией должен почитаться именно Февраль, а не большевицкий Октябрь, который тянет скорее как раз на дворцовый переворот. В феврале почти неделю продолжались в Петрограде уличные бои мятежников с правительственными войсками, сотни людей были убиты, сотни тысяч участвовали в манифестациях под красными флагами и лозунгами: “долой самодержавие!” Простонародная стихия выплеснулась во всей своей постыдной и кровавой наготе: массовые грабежи, убийства и истязания полицейских и офицеров, массовое уничтожение царских портретов, гербов и флагов. Массовым был и переход войск на сторону мятежа, который начался с расправы над своими офицерами: предательского убийства унтером Кирпичниковым капитана Лашкевича и неизвестным казаком - ротмистра Крылова. Об этом ярко повествует А.И. Солженицын в своем документальном романе “Март 1917”.

Выступления против монархии в феврале 1917 были и в других городах. Без этой поддержки значительной части простонародья заговорщики из Думы никогда бы не заставили Государя отречься от престола. Если бы речь шла об обычной обструкции Думы, или только об уличных беспорядках в столице, или даже о мятеже нескольких полков, Государь бы, конечно, не поколебался. Но здесь масштаб выступлений против монархии был уже иной, и для его подавления потребовалось бы большое кровопролитие. Конечно, народное разложение было заранее подготовлено теми, кто вел среди народа подрывную антимонархическую пропаганду, сеял клевету на Царскую Семью. Но если в 1905 г. народ в целом не поддался на эту революционную агитацию, то в 1917 г, опять же в целом, отверг Царя. Слишком много свидетельств дошло до нас о массовом безумном ликовании по поводу свержения “старого режима”. Не только какого-то организованного протеста против этой вакханалии не возникло, но и простого сочувствия к Государю среди народа требовалось еще поискать. Поэтому говорить о народном монархизме после 1917 г. не приходится.

Февраль разнуздал в людях все низменные страсти, отучил их от порядка, подчинения, соблазнил вседозволенностью и безнаказанностью. В этой обстановке люди не только перестали понимать слова “Вера” и “Царь”, заменив их красным штампом: “старый режим”, но и такие слова, как “долг”, “честь” и “родина”. Немногие, верные долгу и родине, объединенные в ударные батальоны, шли в июле 1917 г. под командой Корнилова в знаменитый Тарнопольский прорыв. Прочие или бежали, или стреляли им в спину.

Октябрь довел революционную анархию до предела. Свой переворот большевики совершили в союзе с левыми эсерами, анархистами и максималистами. Красная стихия широко разлилась по России. Красные времен гражданской войны - это совсем не вышколенные бойцы, не сознательные строители чего-то нового. Гораздо чаще в идейном плане это просто разбойники-анархисты, которые, как в известном советском фильме, не знают даже толком, за большевиков они, аль за коммунистов, но все-таки знают, что за революцию и за интернационал, а не за Россию. Некоторые из них сами себе и командиры, и комиссары, другие воюют под лозунгом: “бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют”. Важно, что такой тип народного вождя, как Махно, Чапаев, Миронов, Думенко, Антонов, был наиболее популярен среди простонародья. Без помощи этих выходцев из народа и им подобных, более мелкого масштаба одни только еврейские комиссары и латышские стрелки никогда не сформировали бы такой армии, которая смогла бы одолеть белых. Потом, после разгрома белых армий, большевики цинично расправились с этими народными предводителями красно-зеленого цвета, которых использовали в качестве пушечного мяса, а затем даже внесли кое-кого из них в “советские святцы” как героев гражданской войны. Одних (командармов Сорокина, Миронова, Думенко) расстреляли по ложным обвинениям, других (Антонова, Чапаева) убрали чужими руками.

Конечно, основная крестьянская масса не сочувствовала большевикам. Но, не имея идейной основы, она шаталась из стороны в сторону: то прельщалась большевицкими посулами “грабь награбленное” и поддерживала красных, то отшатывалась от них из-за зверств продотрядов и красного террора. Самые мощные анти-большевицкие народные выступления, такие как Тамбовское восстание или Кронштадтский мятеж шли под лозунгами “Советы без коммунистов”. С помощью экономических обещаний (замена продразверстки продналогом), а не только с помощью террора, большевики в конце концов крестьянские выступления подавили.

С другой стороны, участники Белого Движения пишут о большой разнузданности народа, когда малейшее наведение порядка рассматривалось как “возврат к старому режиму”. Даже царские погоны в армии Колчака вводились с большим трудом. Подобная картина была и на Дону. Разве поднялись бы такие бойцы за веру и царя, если даже за единую и неделимую Россию поднимались лишь с трудом? Именно потому и те белые вожди, которые в душе сочувствовали монархии, не поднимали монархического знамени - они не хотели иметь в своем народе лишних врагов.

Белое Движение тем и отличалось от мутной красно-бурой стихии, что было движением за идею, а не “за землю, за волю, за лучшую долю”. Белое Движение выступало за общенациональные и общегосударственные интересы -красное обещало удовлетворить групповой и личный эгоизм. Белое дело взывало к жертвенности и патриотизму, но ничего не обещало своим последователям в земной жизни, кроме скорбей - красное дело обращалось к низменным человеческим страстям и соблазняло людей земным раем в случае победы. К сожалению, большинство народа не отозвалось на призыв Белого Движения и потом вынуждено было дорого расплачиваться за веру ложным посулам красных. И справедливо с горечью писал генерал Деникин, что один из уроков гражданской войны - это отсутствие патриотизма у большинства простого народа, когда слова о родине говорили людям меньше, чем интернациональная демагогия большевиков.

Белое движение объединяли не конкретные политические лозунги, а общее духовно-нравственное состояние его участников. Об этом общем их самочувствии, большем, чем просто единомыслие, очень выразительно писал в 1923 г. проф. И. А. Ильин:

“За всей внешней видимостью революции... укрывается один смысл: духовное искушение и религиозное межевание (выд. И.И.) Да, сокровенный и глубочайший смысл революции состоит в том, что она есть прежде всего - великое духовное искушение, суровое жестокое испытание. Это испытание вдвинуло во все русские души один и тот же прямой вопрос: кто ты? чем живешь? чему служишь? что любишь? Где твое главное? где центр твоей жизни? И предан ли ты ему, верен ли ты ему? Вот пробил час. Нет отсрочек и укрыться негде. И не много путей пред тобою, а всего два: к Богу и против Бога. Встань и обнаружь себя. И если не встанешь и не обнаружишь себя, то тебя заставят встать и обнаружиться: найдут тебя искушающие в произнесенном слове и в умолчании. Найдут и поставят на свет, чтобы ты заявил о себе недвусмысленно: к Богу ты идешь или против Бога. И если ты против Бога, то оставят тебя жить и заставят тебя служить врагам Божиим, и позволят обижать других, и дадут всю видимость позорящего почета. И если ты за Бога, то отнимут у тебя имущество и обездолят, и будут томить тебя лишениями, унижениями, темницею, допросами и страхами, и если прямо воспротивишься - то будешь убит в потаенном подвале и зарыт в безвестной яме. Выбирай и решай.”

“От этого искушения в России не ушел никто, это искушение постигло всех. И каждый должен был в этом испытании стать перед лицом Божиим и заявить о себе: или словом, которое стало равносильно делу, или делом, которое стало равносильно смерти. Проба же была огненная и глубинная, ибо начиналось и совершалось не партийное и не классовое, а мировое, общечеловеческое межевание, духовное деление, религиозный отбор, религиозная дифференциация человечества. И победит в этом религиозном испытании, принимающем форму мирового катаклизма,.. кто устоит и вот уже устоял в этой буре; кто выдержал испытание и пребыл верным, кто нашел в себе любовь и силу любви для выбора; кто нашел в себе слово, равносильное делу, и совершил дело, равносильное решимости умереть.

Победил не тот, кто временно физически одолел - нет, победил тот, кто противостал соблазну, не соблазняясь, противостал страху, не устрашаясь, кто в страшный миг выбора, миг великого одиночества, когда никто за тебя не решит, и когда чужой совет не поможет, когда человек стоит перед выбором позорной жизни и почетной смерти - кто в этот миг одиночества пред лицем Божиим не принял позорной жизни”. (“Государственный смысл Белой Армии”)

Очень важно то, что в Белое Движение и на его первом этапе, когда оно только начиналось, и на последнем, когда его поражение было очевидно, люди приходили добровольно. Не по приказу начальства, не по стадному чувству, а каждый лично выстрадав этот процесс, о котором писал проф. Ильин, сознательно став на сторону побеждаемого меньшинства, но с Богом и за правду, а не с торжествующим большинством, но против Бога и за ложь. Слабо развитое чувство личной ответственности за свое поведение, привычка быть как все, в нашем народе как раз и привела к тому, что большинство простого народа белых не поддержало.

И в наши дни, когда издано уже много мемуарной и исторической литературы о Белом Движении, невозможно отговориться незнанием или прежним влиянием советской пропаганды. Но симпатию к белым из бывших советских людей возымели лишь единицы, да и то большей частью из молодого поколения, не столь сильно “обработанного” советчиной. Остальные же не принимают белую идею прежде всего сердцем и по причине своего иного духовно-нравственного качества.

Современные историки нередко подталкивают читателя к противопоставлению Белого Движения черносотенному народному монархизму, отдавая преимущество, естественно второму перед первым. Помимо того, что и хронологически эти два движения не совпадали, так что выбора между ними у человека просто не было, следует отметить определенное нравственное преимущество белых, которое в том именно и состоит, что белые были в меньшинстве против разбушевавшейся народной революционной стихии. Гораздо легче поддержать царствующего Государя, тем более такого кроткого и неотразимо привлекательного, каким был Николай II, чем быть монархистом и бороться за свой идеал с оружием в руках, не имея возможности даже привлечь соратников проповедью монархических идей. В Белом Движении требовалась гораздо большая вера, твердость духа, большая личная ответственность и способность не поддаваться соблазну. А соблазн этот таков: быть с большинством и с начальством. Не изменился он и к нашему времени.

Неслучайно черносотенная идея в патриархийной среде пользуется ныне большей популярностью, чем белая. Это монархизм стихийный, способный легко обратиться за благословением к епископам МП, дружащимся с демократическими властями, и столь же легко получить от них это благословение. Если перефразировать известный афоризм К. Леонтьева: из-под желто-черного сюртука таких монархистов торчат красные панталоны национал-большевизма. Ясно, что такое “черносотенство” остается чем-то чисто внешним и никому не угрожающим даже погромом.

Патриархийные правые для того и чернят Белое движение, для того и утверждают, будто весь наш народ не поддержал белых, якобы распознав их масонское коварство, что в отличие от тех борцов, которых описал проф. Ильин, сами привыкли уживаться со злом и ложью, даже без всякой угрозы, привыкли “жить позорной жизнью” и нисколько не понимают, что это плохо, но искренне считают, что это и значит “быть со своим народом”. Конечно, подвиг белых они в таком состоянии никогда не поймут и не оценят. Какую бы крайне правую позицию они при этом ни занимали, в какие бы мундиры ни наряжались, какие бы слова о монархии и русском национализме ни говорили, - закваской русского возрождения такие никогда стать не смогут. Только подлинно белые по духу, по своему нравственному устроению и жизненным ценностям, только равняющиеся на прежних белых героев России смогли бы послужить ее восстановлению.

(скачать статью)