Наша статья «Белая идея и красная стихия» (УЛ  №35) вызвала ряд возражений читателей. Нам указали, что Белое Движение было немонархическим, или даже прямо республиканским, не церковным, узко сословным, оторванным от народа, что белые правительства и тылы были переполнены февралистами и масонами и прочими лицами левых убеждений, что все Движение сильно зависело от иностранных держав. А потому общий вывод наших критиков таков, что Белое Движение изначально было предопределено к поражению, как дело заведомо безнадежное, не имеющее ни народной поддержки, ни помощи Божией.

Попробуем разобраться с этими возражениями по порядку.

1. Состав Белого Движения.

Чтобы далее не путаться с оценками, нужно сразу более четко определиться, кого можно считать белым в строгом смысле слова, а кого нельзя. Лишь после этого можно будет сказать, по адресу ли направляется критика. Для этого полезно взглянуть на противоположную, красную сторону. Мы увидим, что большевики с самого начала очень четко различали своих от «попутчиков». Последних никогда не путали с первыми, никогда им ни доверяли, хотя и заигрывали с ними в нужное время. Использовав «попутчиков» на каком-то этапе в своих целях, большевики потом без всякой благодарности и пощады ликвидировали их своими или чужими руками. «Попутчиками» большевиков, начиная с октябрьского переворота 1917 г. и до конца Гражданской войны были и разные левые партии (анархисты, эсеры, максималисты и т.п.), и всевозможные националисты (от прибалтийских до кавказских), и разные социальные слои и группы (от крестьян до бывших офицеров и чиновников – «старых спецов», взятых на службу коммунистическому режиму). В сумме все это составляло красную коалицию под железной большевицкой властью, хотя, конечно, настоящих старых большевиков, «швейцарского образца», в ней было немного.

Если мы с этой точки зрения посмотрим на антибольшевицкую коалицию, то увидим, что по-настоящему белые составляли в ней меньшинство. Белые – это те, кто принципиально и последовательно, от начала до конца боролись с ком. режимом, отвергая всякие компромиссы и предпочитая смерть сдаче в плен. Невозможно считать белыми ни тех, кто в ходе самой гражданской войны перешли на сторону красных и служили в их войсках, ни тех, кто отсиживались в тылах, обделывали свои личные дела и были первыми среди беженцев за границу. Ни перебежчики, ни шкурники, ни тыловые хищники, ни политиканы и интриганы белыми считаться не могут. Это были лишь «попутчики», как и у большевиков, с той только существенной разницей, что большевики до самого конца выжимали все соки из своих «попутчиков» и потом столь же безжалостно расправлялись с ними. «Попутчики» же Белого Движения примазались к нему, когда оно достигло определенных успехов, попытались воспользоваться им в своих целях, а затем предали и бросили его, как только обозначились первые неудачи. Этих «белых попутчиков» наказали потом не белые, а те же самые красные, расправившиеся с ними, как и со своими «попутчиками».

Между тем, именно попутчикам Белого Движения с их деятельностью, партийной принадлежностью и, главное, нравственным обликом, направлено большинство претензий со стороны критиков Белого Дела. Не отрицая справедливости всей этой критики в частностях, скажем только, что даже если эти попутчики порой и занимали высокие посты в Белом тылу, в собственном смысле слова белыми они не были. Не они начинали белую борьбу в полном одиночестве, не они оканчивали ее, когда были исчерпаны все возможности к ее продолжению. Поэтому, строго говоря, нельзя считать белыми Кубанское или Донское правительство, вредившее главкому Юга России ген. Деникину и своей деятельностью подготовившее Новороссийскую катастрофу. Как считать белым премьера Сибирского правительства Пепеляева, если он предал на расправу адм. Колчака? То же самое можно сказать про деятелей Северо-Западного правительства, навязанных ген. Юденичу англичанами, или про премьера Северного правительства Чайковского, который приехал на все готовое из Англии и уехал обратно, как только обозначились неуспехи. Многие политические аферисты и дельцы, хотя бы они занимали и высокие должности, ничем своим не пожертвовали для Белого дела, но напротив, искали своей личной выгоды. Таковых можно считать лишь случайными союзниками белых, которые в целом принесли более вреда, нежели пользы.

Невозможно причислить к белым и большинство представителей крупной российской буржуазии. Ген. Деникин отмечает, что от крупных предпринимателей Юга России он не получил никакой бескорыстной материальной помощи, даже минимальной, а только деловые предложения. Адм. Колчак подобное же положение в Сибири с горечью подытожил так: «у меня есть Пожарские, но нет Мининых». Интересно выражение старообрядца-миллионера Рябушинского, действовавшего в тылах армии Деникина. Этот активный деятель Февраля говорил так: «мы тоже большевики, только те – красные большевики, а мы белые большевики». Но поскольку белых большевиков в природе все-таки быть не может, то эта фраза значит, что крупные предприниматели («мы») были только попутчиками белых, но никак не белыми.

Если же теперь получается, что ни большинство членов белых правительств и администрации, ни большинство «общественности», шумевшей в тылу от имени белых, ни большинство промышленников белыми не были, то кто же тогда ими были? Только генералы и офицеры, юнкера и кадеты? Конечно, в первую очередь они, как первые, взявшие оружие и пошедшие в неравный бой с большевизмом. Но не только они.

Белое Движение было всесословным, народным, хотя, к сожалению, не стало всенародным. В нем, кроме представителей интеллигенции, участвовали и многие выходцы из простого русского народа.

Солдаты Кавказского фронта, составившие Самурский полк, или шахтеры Донбасса, мобилизованные в Дроздовскую дивизию, о которых упоминает ген. Туркулл, сражавшиеся честно и до конца, были, конечно, белыми. Крестьяне Харьковской губернии, призванные в Белозерский полк, о которых упоминает ген. Штейфон, также доблестно выполнявшие свой долг, были белыми. Казаки бригады ген. Гусельщикова, наиболее доблестной в Донском войске, которых ставит в пример прочим ген. Краснов, были настоящими белыми. Такими же были казаки  Кубани, всенародное восстание которых описывает ген. Шкуро, и оренбургские казаки атамана Дутова. Псковские рыбаки, составившие доблестный Толабский полк Северо-Западной армии ген. Юденича, поморы Северного края из армии ген. Миллера, особенно прославившиеся крестьяне Шенкурской волости, рабочие Ижевского и Воткинского заводов, бывшие в числе лучших в армии ген. Колчака, - все это были представители самого что ни на есть трудового народа, а не какой-то сельской полуобразованщины или босяков. Причем, в отличие от многих белых интеллигентов, отошедших от веры и церкви, это были вполне церковные православные люди.

И вся беда в том, что таких-то в общей массе русского народа оказалось незначительное меньшинство…

2.  Партийная принадлежность.

Что касается партийной принадлежности подлинных участников Белого Движения, то о ней можно говорить лишь условно, ни в коем случае не навешивая партийных ярлыков. Существовавшие в России до революции партии сформировались по отношению к существующему царскому строю: одни партии этот строй поддерживали, другие стремились реконструировать, третьи прямо его расшатывали и подрывали, кто легальными методами, а кто и нелегальными. Именно относительно царского престола строилась и стратегия, и тактика, и кадровая политика всех партий. После падения монархии и установления большевицкой диктатуры все прежние партийные программы утратили свой смысл. Коренным образом должно было измениться все политическое мышление. Теперь в центр встало отношение к большевицкому режиму: или признание его и служение ему, или борьба с ним до конца. Прежние партии при этом потерпели раскол и распались по причине того, что их члены, каждый лично и отдельно, решили для себя этот вопрос по-разному. На множестве отдельных биографических примеров того времени мы видим, как одни пошли на службу большевикам, несмотря на свои недавние правые взгляды, которые они постарались поскорее забыть, а другие наоборот, пошли бороться с большевиками, оставив свои недавние левые заблуждения. Поэтому правильнее говорить о бывших кадетах в правительстве Юга России, чем о кадетском правительстве. Тем более, что такие его деятели, как например, проф. Соколов, бывший кадет, был привлечен к работе ген. Деникиным в качестве профессора государственного права С-Петербургского университета, т.е. как профессионал, а не как партийный деятель.

Сам ген. Деникин именовал своих гражданских помощников «национально-демократическими элементами», в отличие от интернациональных и сепаратистских. Такое распределение политических ориентаций лучше соответствовало периоду Гражданской войны. Подобным же образом, по деловым качествам, а не по партийной принадлежности, подбирал себе помощников ген. Краснов и другие белые вожди.

Белое движение упрекают в том, что оно было демократическим. Действительно, по составу, по инициативе, идущей снизу, а не сверху, Белое Движение было народным, а потому его скорее можно назвать демократическим, нежели бюрократическим или аристократическим. Представителей прежней высшей бюрократии или титулованной знати в нем было очень мало. В распадающейся на части стране, лишенной своей государственной власти и всех средств государственного управления, Белое Движение не могло быть иным, как начатым энтузиастами на местах, пытающимися привлечь народное сочувствие и поддержку. Оно и было на первом этапе движением добровольческим. И позднее, когда белые освободили целые области, они, не имея своего государственного аппарата, пытались опереться на местное самоуправление, восстанавливали выборные, т.е. демократические учреждения. Не вина, а беда их в том, что наполнившие эти учреждения «попутчики», лица, большей частью недостойные, превратили все эти круги, рады и думы в места для обустройства личных дел или, еще хуже, в трибуны обличения самого Белого Движения. Не будучи движением ни партийным, ни сословным, белые опирались на тот народ, на тех людей, которые были налицо, ожидая от них поддержки и предоставляя им в этом довольно широкую инициативу. Удельный вес участника Белого Движения определялся его вкладом в общее дело. Если бы большинство прежних правых деятелей вместо брюзжания по салонам приложили свои силы и знания к организации гражданской администрации и белого тыла, они имели бы большее право голоса и в других вопросах. Если бы большинство крестьянства, вместо содействия всяким повстанческим «зеленым» бандам, более активно участвовало в Белой Армии, в местном самоуправлении и хозяйственной жизни, то оно могло бы более активно влиять на политику белых правительств и в других отношениях.

3. Движение за национальную государственность.

К сожалению, многовековая опека государства, царской администрации, отучила многих русских людей от свободной и сознательной государственно-строительной деятельности. Русский человек отбывал государственную повинность, не сочувствуя ей, а то и тяготясь ею, часто смотря на государственный долг лишь как на препятствие к обустройству личной жизни. По мере того, как государство с конца XIX века давало русским людям все большую свободу: личную, хозяйственную и общественную, большинство русских людей использовали эту свободу в оппозиционных и даже разрушительных целях. В политической жизни наибольшей популярностью пользовалось то, что отрицало русскую монархию, империю, русское государство и его историю вообще. В этом отрицании сходились и умеренные либералы-западники, и полуобразованные нигилисты-анархисты.

В общественной жизни предреволюционной России самым модным явлением был протест против существующего строя от сравнительно безобидного фрондерства, типа бойкота лекций в университетах, до зловещего терроризма. Известно, что все эти акции организовывались международными революционными центрами и финансировались международными банкирами. Но страшно то, что эти мероприятия, направленные против русского государства, вызывали сочувствие и одобрение у множества русских людей, не считавших этого государства своим.

В революцию 1917 г. эта анархическая стихия разлилась во всей своей силе. Государство развалилось за несколько месяцев. По выражению В. Розанова, «Русь наша слиняла буквально в два дня – и не осталось ничего». И позднее, по наблюдению ген. Деникина, соблазн анархии, безвластия, беззакония, полной безнаказности за любые преступления оказался для большинства людей сильнее, чем голос совести и призывы о спасении Родины.

Поэтому справедливо сетование Деникина и других участников Белой борьбы на отсутствие патриотизма в большинстве простого русского народа. Официальный, казенный патриотизм, насаждаемый сверху, окончательно рухнул в феврале (а у многих и задолго до этого), а своего личного, выношенного осознанного патриотизма у людей не оказалось. Поэтому одни подались к анархистам и бандитам, к сепаратистам всех мастей, другие поверили, что будущее за государственниками нового типа – большевиками, и пошли к ним.

Белое же Движение было прежде всего борьбой за национальную русскую государственность, как таковую, за национальную независимость страны, ее суверенитет и территориальную целостность. В этом качестве оно вело борьбу против интернациональных преступников (по-современному – международных террористов), захвативших власть путем вооруженного переворота. Белое Движение противостояло и различным национал-сепаратистам – украинским, прибалтийским, кавказским.

Когда критики из православного лагеря упрекают Белое Движение в том, что цель его была слишком узкой, мелкой и «недуховной», то они забывают об огромной важности государственной власти по воздействию на все сферы жизни людей, в том числе на духовную. Недаром Ленин считал, что главный вопрос революции – это вопрос о власти. И большевики наглядно показали, что они могут сделать с русским народом и церковью, имея в своих руках государственную власть.

Сам русский народ (как, видимо, и другие) сформировался в рамках своего государства, в процессе строительства его, в многовековых войнах по защите его от иноверных и иноземных захватчиков. Русское государство всегда, в том числе и в имперский период, служило, по выражению архим. Константина (Зайцева) футляром, который хранил Святую Русь, т.е. Церковь, христианский уклад и быт, нравственность и культуру, самую душу народа. После слома государственного футляра враги Христовы получили возможность беспрепятственно уничтожить и растлить все его содержимое.

4. Движение за правовое государство.

Белые правительства прежде всего пытались восстановить на освобожденной ими территории нормальную человеческую жизнь, законность и правопорядок, права личности, свободу общественной, церковной и хозяйственной жизни, уничтоженные прежде большевицким режимом. Конечно, при этом накладывались ограничения, диктуемые военным временем. В реальности осуществить удавалось не все из-за противодействия одних людей, стремившихся извлекать личные выгоды из революционного хаоса и саботажа других, не желавших идти на трудную жертвенную работу. Но принципиально все белые правительства: и адм. Колчака, и генералов Деникина, Миллера, Юденича, Врангеля, Дитерихса, стояли на уважении к закону и правосудию, на признании прав и собственности лиц и обществ. Все белые правительства пытались, хотя и с разным успехом, пресекать насилия, грабежи, самосуд и всякое беззаконие. Этим они принципиально отличались от большевиков, у которых произвол и беззаконие были возведены в систему, и которые не выполняли даже своих собственных законов, начиная со своей конституции.

В этом отношении у русских людей ярко проявился кризис правосознания, о котором подробно писал проф. Ильин. Здоровое правосознание человека выражается внешне в уважении к закону, к чужому труду, собственности и правам, в точном понимании своих прав и обязанностей. Здоровое правосознание зависит не от юридического образования, а от нравственности и религиозности человека. Искренне верующий и живущий по заповедям Божиим непременно имеет и здоровое правосознание, и из таких людей строится нормальное человеческое общество. И наоборот, человека, не имеющего здорового правосознания, не уважающего чужих прав, чужого труда и собственности, не желающего никому подчиняться, невозможно считать верующим. И вот, оказалось, что большинство простонародья больше сочувствует большевицкому беззаконию, кратко выраженному в лозунге «грабь награбленное», чем попыткам белых правительств навести порядок, толкуемый как «возврат к старому режиму». Этот страх «старого режима» привел большинство народа к оппозиции Белому делу и загнал под чудовищное ярмо нового режима – коммунистического.

Итак, Белое Движение боролось за:

1) Русскую государственность против разрушителей России – большевиков и сепаратистов;

2) национальную русскую культуру, русские традиции и быт, против интернациональных разрушителей;

3) законность и порядок, против произвола и беззакония;

4) свободу веры и церкви, против агрессивного богоборчества;

5) права личности, семьи, общества, за нормальную человеческую жизнь, против непризнающих социальных устоев и традиций политических преступников, захвативших власть в России.

При этом Белое Движение было не классовым, не сословным и не партийным, а все-таки народным, хотя и не стало всенародным. Это Движение имело все необходимые предпосылки, чтобы стать началом воссоздания русской национальной государственности и общественной жизни. Более широкое участие народных сил могло бы исправить по ходу работы все ошибки и преодолеть «болезни роста». К сожалению, этого не произошло. Во всяком случае, очевидно, что те, кто оказались против белых, сделали свой выбор не по каким-то добрым побуждениям, а или из страха красных репрессий, или в поисках выгоды, или же по своей одержимости бредовыми, сатанинскими идеями коммунизма, отнявшими у них всякую способность отличать добро от зла.

(скачать статью полностью)