Святитель Димитрий, первый в имперскую эпоху русский духовный писатель и учитель, подвижник и молитвенник, прославленный от Господа нетлением мощей и чудесами, в течение двух столетий являлся примером и авторитетом для многих русских православных христиан и особенно для пастырей, назидавшихся его сочинениями. Он жил в переломное для Русской Церкви время, когда перед нею встали болезненные проблемы. Организация собственной православной духовной школы и сложное влияние латинизированной школы Киевской. Старообрядческий раскол и уход из церкви множества ее чад. Петровские реформы, подчинение церкви государству, соблазны протестантства и западного гуманизма. Строительство империи и украинский сепаратизм. На одни из этих сложных вопросов святитель ответил в своих произведениях, на другие дал ответ делом и жизненной позицией.

Для нашего времени многие из этих вопросов вновь встают перед церковным сознанием, хотя и в несколько ином преломлении. Способны ли мы различать предание школы и Предание Церкви? Как соотносятся у человека-христианина знание догматики и патрологии с опытом личного подвижничества во Христе? В какой степени допустимо для христианской совести признание государства, нарушающего православное благочестие и стесняющего церковную свободу? Можно ли считать старообрядчество подлинным выразителем древнего Православия?

Попробуем ответить на эти и смежные вопросы, не претендуя на полноту изложения. При этом отметим, что если мы исповедуем свое идейное и духовное преемство (а не только каноническое) с исторической Русской Церковью, то св. Димитрий для нас является авторитетом, а не объектом пристрастной критики, каковым он является для лиц, нарушивших это преемство. Жизнь и деятельность святителя Ростовского будут для нас примером решения задач, поставленных нашим временем.

1.                       Предание школы и Предание Церкви

Св. Димитрий окончил курс Киевской духовной коллегии. Известно, что со времени своего основания митрополитом Петром Могилой это учебное заведение держалось программы и внутреннего распорядка, очень близкого к латинским духовным школам. Это касалось и основного языка преподавания – латинского, и учебников практически по всем предметам. Подробно об этом пишет, например, прот. Г. Флоровский в своей монографии «Пути русского богословия». Согласно его оценке, выпускники Киево-Могилянской коллегии получали как бы «внутреннюю интоксикацию» латинства, у них латинизировался самый строй мысли. «Молились еще по-славянски, а богословствовали уже по латыни». Проникали в эту школу и ложные латинские догматические мнения о непорочном зачатии Девы Марии, юридический подход в учении о спасении, латинское учение о таинствах и др.

Не избег влияния родной школы и св. Димитрий. Действительно, его библиотека из более чем трехсот томов на две трети состояла из латинских книг; даже восточных Отцов он читал в основном по-латыни в западных изданиях. В его произведениях мелькают упоминания о сверхдолжных делах святых и даже о непорочном зачатии Девы Марии. Насколько все это совместимо с личной святостью?

Прежде всего, святость человека не означает полной его безгрешности, которая принадлежит только Господу. Всякий человек несовершен, ограничен, подвержен влиянию окружающей среды и носит на себе печать своего времени. Особенно это касается школы, влияние которой бывает особенно сильным на ревностных и усердных учеников, любителей науки. Вполне свободны от влияния своей школы лишь те, кто толком и не учились, а лишь «проходили» науку, точнее, проходили мимо нее.

Преодолеть влияние школы бывает непросто даже выдающимся личностям. Из истории известно, что, например, неоплатоническая философская школа повлияла на многих отцов Церкви. Особенно это заметно у апологетов, в их космогонии, антропологии, изъяснении тройческого догмата. В этом отношении даже св. Иустин Философ не соответствует позднейшим нормам православного богословия. Ориген, будучи великим умом, внес в догматику целый ряд еретических идей. Его влияния не избежали его выдающиеся и святые ученики, такие как св. Дионисий Александрийский и св. Григорий Неокесарийский. Под сильным влиянием Оригена находился св. Григорий Нисский  и другие Отцы IV века.

Церковь исправила погрешности этих Отцов. Нормой для нее оставалось правило, высказанное св. Викентием Лирийским: «истинно то, во что веровали все, всегда и повсюду», т.е. истинной является общая вера Вселенской Церкви, а не гипотезы или идеи отдельных богословских школ. В отношении отцов церкви также принято выделять concensus patrum  (согласие отцов) от частных мнений лиц, более или менее погрешительных, во всяком случае, не имеющих общеобязательного характера.

В отношении конкретных учителей церковных Вселенская Церковь наследие каждого из них рассматривала особо, принимая во внимание общую богословскую систему, количество и качество погрешностей, святость жизни и др. Случалось, учитель оставался в числе Отцов, хотя некоторые его неправые мнения отвергались. Так св. Афанасий Великий в отдельном сочинении доказывал, что Дионисий Александрийский не может считаться предшественником ариан, хотя в его сочинениях и встречаются выражения, подобные арианским, объясняемые его «школьной зависимостью» от Оригена. Оставлен был в числе Отцов и св. Григорий Нисский, несмотря на усвоенное от Оригена учение о всеобщем восстановлении твари. Блаженный Феодорит Киррский был оставлен в числе учителей Церкви, хотя его писания в защиту Нестория, обусловленные влиянием Феодора Мопсуэтского, были осуждены.

Подобных примеров из истории Церкви можно привести довольно много. Именно к ним относятся слова преп. Варсонофия Великого: «святые, став святыми, превзошли своих учителей и учили правильно. При этом они забыли вопросить, от Бога ли то учение, которое они приняли от своих учителей, и потому удерживали их неправые мнения». Важным здесь является то, что неправые мнения были удержаны этими святыми по неведению, в процессе их учения, и почитались ими частью церковного предания, а не придуманы ими самими в противовес учению Церкви, как бывает с настоящими ересями. Здесь не было греха воли в упорном противлении голосу Церкви, а было лишь невольное заблуждение ума.

Но если таковы бывали печальные последствия от заблуждений богословской школы, поражавшей нередко ложными мнениями целые плеяды учеников, то не лучше ли не иметь этой школы вообще и довольствоваться лишь «простой некнижной верой»? История Церкви показывает, что такой выход нисколько не лучше. Падший разум, не просвещенный учением Церкви, оторванный от знания слова Божия, способен рождать заблуждения сам от себя, а не только заимствовать со стороны. Многие ереси, секты и расколы, начиная с монтанистов и аквариев, продолжая кафарами и донатистами и заканчивая русскими старообрядцами, возникли именно на почве полной богословской неграмотности, как прямое следствие оной. Люди невежественные и самообольщенные, неспособные отличать главное от второстепенного, не знающие толком ни Священного Писания, ни истории Церкви, ни творений святых Отцов, неизбежно ставили во главу угла или обрядовые тонкости, или ложную духовность со своими ложными откровениями и на этой основе делали радикальные выводы.

Добросовестная работа богословской школы часто преодолевала заблуждения предыдущих поколений, исправляла ошибки предшествующих учителей, вносила необходимые дополнения и уточнения. Ошибочному взгляду всегда можно было противопоставить правильный, подкрепить его отеческим свидетельством или примером из истории. Самоуверенному и упорному невежеству противопоставить было нечего, ибо оно не принимает никаких возражений и доводов. Так раскольники-донатисты, будучи многократно посрамлены аргументами и логикой блаженного Августина, просто избегали вступать с ним в открытый диспут и лишь умножали свою безсильную ярость против православных. Так преодоленная и побежденная богословской мыслью ересь монофизитов оказалась непобедимой в массах своих невежественных и упорных последователей. По замечанию того же о. Флоровского, «слова монофизитских богословов были более православны, чем настроение монофизитских масс».

Работа богословской школы могла быть успешной лишь в том случае, когда эта школа находилась в живом и неразрывном единстве с Церковью, жила православной духовной жизнью, питалась Преданием Церкви. В таких условиях и сама школа обрабатывала и творчески обогащала это предание. Поэтому, кроме собственно книжного дела, изучения языков и литературы, для христианских богословов всегда почитался необходимым соответствующий аскетически-нравственный уровень, образ жизни и благочестия. Едва ли не все святые Отцы были монахами и имели за плечами немалый личный опыт христианского подвижничества. Кроме того, важнейшим служением церковным является благовестническое и пастырское. Между богословием и пастырством существует прямая и тесная связь. Во многом христианское богословие может быть проверено сопутствующим ему пастырским опытом: ведет ли он к созиданию христианских душ и самой Церкви или же к разорению оных. Не случайно среди истинных православных богословов главное место принадлежит пастырям Церкви, соединявшим богословскую мысль с неосужденным предстоянием алтарю Господню и трудами по душепопечению о вверенной им пастве.

2.                       Святитель Димитрий как ученый монах и пастырь

Достойный пример сочетания качеств ученого монаха и пастыря явил св. Димитрий в своем церковном служении. В этом он продолжал традицию древних святителей, таких как св. Афанасий Великий, св. Кирилл Александрийский, Отцы-Каппадокийцы, св. Златоуст, получивших помимо богословского образования и хорошее монашеское воспитание, а затем достойно потрудившихся на ниве пастырского служения. В Русской Церкви от св. Димитрия и его соучеников по Киевской духовной школе: св. Феодосия Черниговского, св. Иоанна Тобольского, св. Иннокентия Иркутского и др. идет традиция ученых монахов-пастырей, получившая затем развитие в пастырской школе митрополита Антония (Храповицкого), который непосредственно опирался на опыт своих предшественников из ученого монашества.

Известно, что св. Димитрий принял иночество в 17-летнем возрасте. По окончании Киевской коллегии, он проходил послушание в различных киевских и полтавских монастырях, а затем был настоятелем Лубенского монастыря до своего возведения в архиереи на 52-м году жизни. Таким образом, большую часть своих лет святитель подвизался в монастыре, где и написал наиболее значительную часть своих произведений. Сами эти сочинения имеют преимущественно характер духовно-нравственный и нацелены на исправление нравов и жизни современников.

В произведениях св. Димитрия мало абстрактных богословских рассуждений или философских спекуляций, которыми часто увлекались выпускники латинских школ. При этом главный труд его жизни, которому он посвятил целых двадцать лет, «Жития святых», кроме богатого исторического материала, дает нам и живое раскрытие многих догматических истин. В диспутах подвижников с еретиками и язычниками приводится опровержение их заблуждений и исповедание православной веры. В полном соответствии с православной догматикой св. Димитрий раскрывает христианскую космогонию против гностиков и манихеев, отстаивает тройческий догмат от ариан и савеллиан, опровергает христологические измышления несториан и монофизитов, защищает учение о Церкви против лжеучения новатиан. Все основные догматические учения Вселенской Церкви св. Димитрий отстаивает и защищает. Влияние латинской школы на его догматику достаточно мало, легко объяснимо, и на наш взгляд, едва ли могло быть полностью исключено.

О. Георгий Флоровский, известный любитель придираться к русским духовным писателям в поисках инославных влияний, признает, что к XVI веку греческая богословская мысль пришла к глубокому упадку. Собственно греческая школа исчезла после захвата Константинополя турками, а потому все греческие иерархи XVI-XVII века учились или в латинских, или в протестантских университетах Запада. При этом учеба в латинских школах сопровождалась обязательным принятием унии («переходом в римское послушание»), т.е. отречением от православия, хотя бы на время обучения. Такое деяние само по себе являлось тяжким грехом, оставлявшим свое влияние на всю дальнейшую жизнь отрекавшегося. Попытка противостоять латинству с позиций протестантизма также далеко уводила от православия. Например, составленное патриархом Константинопольским Кириллом Лукарисом (XVI в) исповедание было явно кальвинистским, не только по духу, но и по букве.

Св. Димитрий окончил, хотя и латинизированную, школу, но все же не латинскую. Очень важно, что он не изменял Православию, не переходил «в римское послушание», как многие из его современников. Главных латинских еретических догматов о filioque и о папском примате он никоим образом не принимал. С помощью латинского языка и латинских изданий он, хотя и с немалым трудом, пробирался к подлинному святоотеческому наследию. К тому времени (конец XVII в) на Западе, особенно во Франции, были изданы многотомные собрания сочинений восточных отцов, церковных историков, деяния Вселенских соборов. При отсутствии православных греческих изданий (тем более, славянских переводов) добраться до всего этого сокровища можно было только с помощью латыни. И св. Димитрий действовал в соответствии с правилом преп. Пимена Великого: «лучше иметь хлеб нечистый, с примесью, чем вообще без хлеба умирать с голоду».

В процессе работы над житиями святых св. Димитрий использовал огромное количество материала: не только разные жизнеописания и сведения из церковной истории, но и патерики, отечники, прологи, вместе с духовно-нравственными сочинениями самих Отцев-подвижников. Записанные святителем жития преподобных подвижников показывают и его собственное аскетическое учение, вполне православное, святоотеческое, а не латинское. До своих читателей он стремится донести наставление о деятельной христианской жизни, о борьбе со страстями и искушениями, о совлечении ветхого человека и облечении в нового. Это наставление ярко раскрывается на живых примерах святых подвижников. То же нравственно-практическое христианское учение является основной темой большинства его проповедей и других сочинений, таких как «Алфавит духовный», или «Исповедание грехов генеральное». Без деятельной христианской добродетели, без очищения души от страстей, невозможно постижение истин христианской веры, так что и самые разговоры о высоких тайнах христианства обращаются в пустословие.

Это хорошо почувствовали многие современники св. Димитрия и позднейшие поколения русских православных христиан, у которых его «Четьи-Минеи» стали любимой настольной книгой. И этого, к сожалению, не понимают многие из нынешних православных, мнящиеся быть знатоками патрологии и экклезиологии, развязно рассуждающие об исихазме или имяславии с презрением ко многим учителям Русской Церкви, хотя сами при этом не стяжали и начатков христианской добродетели ни в нравах, ни в образе жизни. Современный подвижник иеромонах Серафим (Роуз) метко называл этот душевный настрой: «богословие с сигаретой».

Важной чертой «Четьих-Миней» св. Димитрия было то, что все приводимые им жизнеописания составлены с любовью к святым угодникам Божиим. В отличие от позднейших историков Церкви, у св. Димитрия нет никакого критического недоверия к святым, нет подозрительности, высокомерной снисходительности, как у многих нынешних патрологов и библеистов, полагающих, будто стяжали только научную объективность, не имеющую никакой нравственной окраски. Напротив того, святителю свойственно уважение и любовь к святым предкам, как к старшим братьям во Христе, членам единого церковного Тела. Погрешения святых, если они не заключают в себе важного нравственного урока, св. Димитрий предпочитает обходить молчанием. С точки зрения церковного историка, его жития более напоминают икону, чем фотографический или живописный портрет. Но это и правильно, так и должно быть. Жития святых читаются всеми христианами, и потому должны назидать, а не соблазнять. История Церкви со всеми ее подробностями, не исключая и темных страниц, назидает уже укрепившихся в вере и сколько-то достигших в добродетели. Наш святой агиограф в своем труде полностью следует апостольской заповеди: не перегружает читателя тем знанием, которое надмевает, но врачует его душу тою любовию, которая назидает (см. 1 Кор. 8, 1). Его труд дает нам уникальную хрестоматию по аскетике, пособие для ревнующих о добродетели и спасении души. Лишь во вторую очередь это хрестоматия по истории Церкви.

Важной частью наследия св. Димитрия являются его наставления к духовенству о правилах совершения таинств и о благоприличном поведении. Известно, что, прибыв в епархию, святитель столкнулся там с достаточно низким культурным и нравственным уровнем священнослужителей, допускавших подчас грубые нарушения церковных правил при служении литургии, при совершении исповеди и в ряде других случаев. Слова святителя, напоминающие о величии Божественного снисхождения к людям в Святых Тайнах, а значит, и о великой ответственности служителя таинств перед Богом, не потеряли своего значения до нашего времени. Благоговейное поведение в храме и вообще чувство страха Божия – это такие азы христианства, которые приходится напоминать в наш век мнимого патрологического и евхаристического возрождения. Церковные таинства стали доступны всем, а на необходимость живой веры и начатков страха Божия мало кто обращает внимание. В наше время каждому православному нелишним будет перечитать у св. Димитрия его слова, приготовительные к исповеди и святому Причащению с тем, чтобы испытать свою совесть и увидеть, как далеко отстоим мы от того, чем должны быть.

Жития святых и духовно-нравственные сочинения написаны св. Димитрием на основе не только глубоких знаний святоотеческого наследия, но и из личного духовного опыта, соответствующего православной аскетике. Этот духовный опыт святителя приобретался долгими годами подвижничества в соответствии с традицией Православной Церкви, и увенчан обильными духовными плодами еще при жизни святого. Это страх Божий и память смертная, кротость, смирение, глубокое чувство собственного недостоинства, умиление, чистая молитва, любовь к богослужению, милосердие к ближним, всестороннее воздержание и другие добродетели. В центре духовного созерцания св. Димитрия стояли страдания Спасителя, молитвенному воспоминанию которых он уделял ежедневно некоторое время. Каждую пятницу он, распростершись, молился три часа келейно, вспоминая крестные страдания Богочеловека. По слову Апостола он имел пред очами своими Христа распятого всю свою жизнь. Такая духовная устремленность к Искупителю защищает подвижника и от дерзости самочиния, и от человекопоклонства, и от лже-старчества. Такой духовности весьма не хватает нашему времени. Ныне мы видим людей, вполне чуждых всякой аскезы, но дерзающих безапелляционно разрешать святоотеческие споры о догматах, в частности об Искуплении. С другой стороны, видим совершенно нездоровый интерес ко всяким знамениям и чудесам, увлечение старцами и пророчествами. Но почти не видно подлинной духовности, основанной на обращении ума и сердца к Искупителю и на крестоношении вслед за Ним.

Св. Димитрий прославлен Церковью в лике святых архипастырей. В своем епископском служении он показал пример подлинного пастыря Христова, подобного великим древним Отцам. Примечательно, что в своей речи при вступлении на Ростовскую кафедру он сказал: «не приидох к вам, да мне послужите, но послужить вам, не господствовать над наследием Божиим, но подавать стаду пример Христова смирения». В течение всего своего недолгого архипастырского служения святитель оставался верен этим словам, носил на себе немощи и болезни своей паствы, со многим долготерпением и слезами умолял ее исправляться, а сам при этом жил в бедности. Показательно, что даже для совершения архиерейской службы он ходил из Ростова в Ярославль, проходя за сутки 52 версты, - и это в то время, когда архиереи ездили в каретах просто по городу. Доходы архиерейского дома он истощал на основанное им духовное училище и на бедных.

Замечательно, что, горько обличая согрешающих пасомых и нерадивое духовенство, св. Димитрий редко прибегал к наказаниям, а более старался о пробуждении совести самого грешника. Ему было важно, чтобы провинившемуся стало стыдно за свое поведение, чтобы он раскаялся и исправился. Св. Димитрий явил пример именно духовного врача, а не «князя церкви» или ее администратора. В этом качестве св. Димитрий был прямым предшественником М. Антония (Храповицкого), величайшего наставника пастырского богословия, воспитавшего целую школу пастырей. И сам М. Антоний в своем служении равнялся на лучших пастырей Русской Церкви из числа ученого монашества, среди которых первым был св. Димитрий.

Ростовский архипастырь показал пример, как силою сострадательной любви можно обратить грешника на путь покаяния и исправления, как это сострадание способно стать силою, возрождающею человека и пробуждающею в нем жизнь благодатную. Об этом именно спустя триста лет скажет основатель Зарубежной Русской Церкви, имеющий перед глазами добрые примеры русских святителей.

3.                       Отношение св. Димитрия к старообрядческому расколу

В последние годы в интеллигентских околоправославных кругах стало модно похвалять старообрядчество и поругивать Русскую Церковь синодального периода. Отчасти в этом выражается возмущение поведением и нравами верхушки Московской Патриархии, ошибочно почитаемой законной наследницей исторической Русской Церкви. Главным образом это свидетельствует об идейном разрыве с подлинным русским православием и об усвоении ложной сектантской духовности.

Раскольники, претендуя на сохранение старого обряда и церковного быта, т.е. формы, не сохранили стоявшего за нею содержания – подлинного православного духа. В основе старообрядчества лежал протест, отрицание существующей церкви и государства, причем отрицание самое радикальное. И церковь, и государство были объявлены им антихристовыми, служащими дьяволу – далее в отрицании идти было уже некуда. Отсюда вытекали уже и все практические выводы: активная и пассивная борьба с государством, неустанная пропаганда в народе, саботаж всех государственных мероприятий, использование его трудностей в своих целях, вплоть до участия в вооруженных мятежах, поддержки самозванцев, военного служения врагам России. Отсюда же вытекала проповедь самоубийства («запощеванство» и «гари»), а также отрицание христианской семьи в различных старообрядческих толках.

Отрицание само по себе может составить лишь временный союз разнородных сил против общего врага. Старообрядческое движение, подобно западноевропейскому протестантизму, первоначально охватило самые разнородные силы: и полуграмотных начетчиков, и прельщенных мистиков, и старых притаившихся еретиков, и просто «духовных пролетариев». Вскоре в этой коалиции начался разброд, как метко выразился св. Филарет Московский, дробление на «безтолковые толки, и несогласные согласия». Как обычно, в результате раскола не остается только двух частей, а образуется еще немало более мелких осколков. Многие люди, не примыкая ни к одной из враждебных партий, остаются между ними.

Так было и во времена старообрядческого раскола. Помимо основных партий: «безпоповцев» и «беглопоповцев», с их дроблениями, выделились еще и мистические секты «хлыстов», а затем «духоборов», «скопцов» и «молокан». При этом многие, не примкнув к расколу, просто перестали ходить в церковь. Св. Димитрий, придя в Ростов в 1701 г. нашел там множество людей, не причащавшихся вот уже двадцать лет и не посещавших храм, хотя при этом и не состоящих в раскольных группах. Такое положение этих людей было прямым результатом антицерковной пропаганды староверов. Уже по наставлениям протопопа Аввакума можно видеть, что в последние годы жизни он главным образом внушал своим последователям, как уклоняться от посещения официальной Церкви и особенно от св. причащения. Ему принадлежат страшные слова: «антихрист вселился в потир и нарицается агнец». Поскольку раскольная агитация коснулась буквально каждого дома, то она подорвала веру в таинства Церкви, посеяла недоверие у многих, даже тех, кто не стал сознательным раскольником.

В результате такого отпадения от церкви, долголетнего пребывания без исповеди и св. причащения, т.е. в точном смысле слова безблагодатного жития, сильно испортилась народная нравственность. У самих идейных раскольников духовная активность сменилась экономической, - они занялись торговлей, и вскоре старообрядческое купечество заняло лидирующие позиции среди нарождающейся русской буржуазии. В книге проф. Никольского «История Русской Церкви» приводятся интересные данные о том, как российский капитализм (именно русский, а не еврейский) вырастал на базе старообрядчества, точно так же, как европейский на базе протестантизма.

Во множестве же простого народа, сбитого с толку раскольной пропагандой и оторванного от благодатной церковной жизни, последствия были обычными - пьянство, разврат, жестокость. Именно с такими нравами пришлось столкнуться св. Димитрию в своей епархии.

В обличение раскольников св. Димитрий написал сочинение: «Розыск о вере брынской» и ряд воззваний. Современные защитники старообрядчества иронизируют над тем, что св. Димитрий неточно показывает происхождение старого обряда. С этим можно согласиться. Но св. Димитрий показывает главное: раскол – не Церковь, а безблагодатное самочинное сборище, утратившее иерархию, отказавшееся от таинств, а потому пребывание в нем не спасительно. Собственно, «безпоповцы» пришли к этому сами: «благодать отнята Богом», «Христос ныне не милостив, покаяния не приемлет», и т.п. хулы. В «беглопоповстве» благодать пытались «украсть» из церкви с помощью беглого священства. И те, и другие впадали в ересь относительно православного учения о спасении.

Св. Димитрий справедливо указывал и корни старообрядчества – невежество в вере и духовно-поврежденное состояние (прелесть). Примером этого может служить один из основоположников раскола – Аввакум. Невежество его вытекает хотя бы из того, что он не понимал догмата о Троице и проповедовал в точном смысле «трех богов». При этом грубо ругал возражавшего ему диакона Феодора. Тот же Аввакум проповедь свою основывал исключительно на бывших ему видениях и откровениях, почитая себя пророком. Его прельщенное состояние становится очевидным при сопоставлении со святоотеческим учением о прелести. Можно пожалеть его, можно уважать, как пострадавшего за свои убеждения, но считать его среди православных наставников нет оснований. Он подлинно оказался слепым вождем слепых.

В старообрядчестве, оторванном от православной культуры, от подлинного учения Церкви, ожили многие языческие суеверия, привились манихейские (богомильские) апокрифы и обряды, например, исповедь «матери сырой земле». Самоуверенное невежество в сочетании с ложной мистикой принесло страшные разрушительные последствия. Отрыв от благодатной церковной жизни, от подлинного пастырства погубил и духовно изуродовал множество душ.

Противопоставить этому можно было только одно: подлинный дух православного пастырства и подвижничества, что и показал св. Димитрий. Сектантской проповеди «о безблагодатности» святитель противопоставил не только свои слова и обращения, но главным образом, подлинную благодатную жизнь Церкви, с ее богослужением, таинствами, учением и духовничеством. Озлобленным начетчикам из раскольников он противопоставил образ духоносного православного пастыря в своем лице.

Примечательно, что св. Димитрий в соответствии со святоотеческой традицией не любил насильственных административных мер по отношению к раскольникам, а предпочитал действовать словом убеждения и увещания, шедшим у него из сердца, сострадающего заблудшим, подкрепляя это слово молитвой за них.

И слова, и молитвы его не пропали даром. Не совсем ожесточенные люди могли увидеть и сравнить по плодам, где действует Дух Святый, а где дух противления. Многих привел св. Димитрий из раскола к Церкви еще при жизни, а еще больше после своей смерти, когда были обретены его нетленные мощи, от которых совершались благодатные чудеса. Стало ясно, кто угоден Богу, а кто нет.

Ожесточенные раскольники потому и возненавидели св. Димитрия, что противились Святому Духу, действующему в нем. Их наследники продолжают хулить Ростовского архипастыря и до сего дня, и тем показывают, кто суть они сами.

(скачать статью полностью)