В этом году исполняется 500 лет Поместного Собора Русской Церкви 1504 г. Этот Собор известен тем, что он завершил борьбу с ересью «жидовствующих», рассмотрел вопрос о монастырских землевладениях и ряд других вопросов, вызвавших неодинаковую оценку участников. Собор выявил в церковной среде две партии: «иосифлян» и «нестяжателей», спор между которыми во многом определил путь Русской Церкви в XVI-XVII веках.

Сторонники обеих церковных партий были представлены и в иерархии, и в монашестве, и среди влиятельных мирян, в том числе при Московском Дворе. Обе партии придерживались одного догматического учения и находились в церковном общении и единении. И тем не менее, их взгляды на церковно-государственные отношения, их нравственно-аскетические идеалы были довольно различны.

Такое не раз случалось в истории церкви. Достаточно указать на спор сторонников преп. Феодора Студита и св. Патриарха Тарасия по поводу безнравственного поступка царя Михаила, или на противостояние партий «зелотов» и «политиков» в Византии в XIII-XIV в. В рамках догматического учения Православной Церкви и даже, скажем, в рамках ее святых канонов, возможны были различные подходы к церковно-государственным отношениям, к роли Церкви в общественной жизни. При этом такие споры еще не нарушали евхаристического и канонического единства Церкви, хотя предметы разногласия нельзя признать незначительными. По сути дела, спор шел о различиях в нравственно-аскетическом идеале, о церковной свободе, о миссии Церкви и о связи ее с государством.

При этом обе партии и «политиков» и «зелотов» имели каждая свою частичную правду, и в то же время не были свободны от крайностей. «Политикам» постоянно угрожала опасность сервилизма перед государством, попустительство в отношении неправедных дел, творимых правителями, забвение евангельских норм и, как следствие, отсутствие нравственного авторитета в народе. «Зелоты» часто тоже забывали о евангельской норме православия, подменяя ее формальной стороной канона. Угроза раскола по необоснованной причине постоянно нависала с их стороны над всей Церковью. Поэтому обе партии нуждались друг в друге для уравновешенности и сбалансированности церковной жизни. В случае разрыва каждая партия легко могла уклониться в опасную крайность. С обеих сторон требовалось чувство ответственности за судьбу Церкви, чувство общей принадлежности к единому церковному телу, которое обязывало бы к спокойному и взвешенному рассмотрению всех спорных вопросов, с учетом всех обстоятельств и противоречивых доводов. Однако, как часто случается, ожесточенная полемика порой переходила в партийную борьбу, которая всегда ведется по своим законам: «кто не с нами, тот против нас», «или мы – или они», «не совсем то – значит: совсем не то». Борьба церковных партий в Византии по временам нарушала даже внешнее единство Церкви, приводя к расколам; например, расколу «игнатиан» в IX веке или “арсенитов” в XIII веке.

Подобная картина наблюдалась и в Русской Церкви в конце XV, начале XVI века. Непростые вопросы, вставшие перед нею в то время, можно выразить так.

К чему обязывает Церковь право владения обширным недвижимым имуществом, и стоит ли ей брать на себя такие обязательства перед государством и обществом? Выступая в мире с христианской проповедью, насколько Церковь должна сохранять свою свободу и уважать свободу человеческой личности? Какова должна быть миссия монашества: ограничивается ли она личным спасением, или должна включать в себя церковно-общественное служение? Насколько применимо в деле православного пастырства принуждение и обращение к государственной власти, применяющей насилие? При строительстве православного государства на что нужно Церкви обратить главное внимание: на налаживание церковно-государственных отношений и укрепление своих позиций в обществе или на духовно нравственное воспитание своих чад?

Попробуем рассмотреть, как решала Церковь в ту эпоху эти непростые вопросы.

Исторический фон спора

Конец XV века был ознаменован в жизни Руси важнейшими событиями: освобождением от татарской зависимости, крушением самой Золотой Орды и собиранием русских земель вокруг Москвы. Сложилось единое централизованное Русское национальное государство с сильной самодержавной властью великого князя Московского Иоанна Васильевича. После же падения Византии в 1453 г. Московская держава остается единственным независимым государством во главе с православным монархом.

Отвергнув Флорентийскую унию 1439 г., подписанную Византией с Римом, Русская Церковь объявляет автокефалию и становится полностью независимой от Греческой. Москва принимает на себя миссию павшей Византии – быть последним оплотом и защитницей Православия. Москва берет на себя служение Третьего Рима, вместо Нового Рима – Константинополя. К началу XVI века учение о Москве, как о Третьем Риме, получает всеобщее распространение. Русское церковное сознание созрело к принятию этого высокого идеала. Это не было гордым самоутверждением, как считают нецерковные историки. Это было осознание Православия главной жизненной ценностью Русского народа, которой он обязан служить. Предчувствуя завершение мировой истории Русское государство брало на себя ответственность – сохранять чистоту православной веры, оберегать благополучие Церкви даже до самых последних времен.

Но для осуществления такой великой миссии требовалась и соответствующая организация церковно-государственных отношений, и воцерковление всей общественной жизни, и определенный уровень народного благочестия и народной нравственности, и создание собственной богословской школы – основы духовного просвещения. Все эти задачи требовалось решать одновременно и опираясь только на собственные силы.

Этому мешали тяжелое наследство татарского ига (огрубение нравов, жестокость, черты «рабской психологии»), отрыв от культурного наследия Византии, отсутствие своей духовной школы, проникающие с Запада соблазны латинства и гуманизма.

Мешали великому служению Москвы и недостатки церковного устройства, сложившиеся в предшествовавший период управления Русской Церковью митрополитами Константинопольского патриархата. Малое число епископских кафедр при огромных размерах епархии и трудностях сообщения приводило архиереев к отрыву от народа, к подмене пастырства и душепопечения административными и хозяйственными заботами. Вместе с тем, приходской священник был поставлен в полную зависимость от прихода, который его содержал. Такое положение снижало образовательный и духовный уровень духовенства и, соответственно, его авторитет. Гораздо большим влиянием пользовалось монашество. Именно в монастырских старцах русский человек привык видеть руководителей и своей личной совести, и общественной жизни. Именно монахов стремились люди выбирать себе в духовники. Преподобные Русской Церкви, основатели известных монастырей, имели подлинно всероссийский авторитет, больший, чем у многих архиереев. Поэтому от позиции русского монашества, от направления его деятельности, в Русской Церкви зависело очень многое. Потому и спор «иосифлян» с «нестяжателями», начавшийся именно в монашеской среде, приобрел всероссийское значение.

Ересь «жидовствующих», ее причины и последствия

Ересь «жидовствующих» была первой крупной диверсией антихристианских сил Запада против Русской Церкви. Это движение даже не было ересью в собственном смысле слова, в том смысле, как принято говорить о ересях тринитарных или христологических. Это было полностью антихристианское учение, отрицавшее все христианские догматы: о Боге-Творце, о Троице, о Боговоплощении и Искуплении, о Церкви и всех ее таинствах. С другой стороны, это учение не было тождественно и талмудическому иудаизму, а представляло собою скорее дуалистическую концепцию, сродную гностической или манихейской. Возникшее первоначально по инициативе еврея Схарии и его помощников, оно затем развивалось достаточно самостоятельно в среде русских вольнодумцев, приводя их к отступничеству от Христа. Потому и называется это движение ересью «жидовствующих», а не жидов.

Организованы были «жидовствующие» в тайное общество, типа масонской ложи, с несколькими уровнями посвящения, с довольно строгой дисциплиной и развитой конспирацией. Такая организация сильно затрудняла опознание «жидовствующих» и борьбу с ними. В отличие от древних ересей, «жидовствующие» не пытались открыто противопоставить себя Церкви, не вели широкой пропаганды, но осторожно вербовали людей по одному. Посвящение в их «ложу» всегда было связано с грехом отречения от Христа и кощунством против христианских святынь. Дальнейшее продвижение по ступеням посвящения включало в себя содомский грех и прямое поклонение дьяволу. Если поначалу внушалось лишь вольнодумство в отношении учения Церкви, со ссылками на Ветхий Завет, якобы отрицающий догматы Троицы и Боговоплощения, то посвященные в высшие степени приобщались к глубинам сатанинским. При этом все эти отступники формально оставались в православной церкви, «яве благочествующе, тайне жидовствующе», по выражению преп. Иосифа Волоцкого. Почти все «жидовствующие» были влиятельными лицами. Среди них были и настоятели главных соборов, в том числе Кремлевских, и дворяне; к ним принадлежали и Первоиерарх Русской Церкви митр. Зосима, и Федор Курицын, возглавлявший Посольский Приказ (должность, соответствующая министру иностранных дел), и невестка Великого Князя Иоанна III Елена Молдованка.

Тайное общество «жидовствующих» предписывало своим членам ложь по отношению к «чужим»: ложную клятву, ложное покаяние, лжесвидетельство. Поэтому, будучи привлечены к ответу, жидовствующие никогда не признавались в своих взглядах и в своей деятельности, давали ложные клятвы в своей православности. Даже взятые с поличным, они или запирались, или ложно каялись, а потом принимались за прежнее. Так неоднократно уличенные в кощунствах против православных святынь, они каялись (например, на соборах 1480 и 1492 г), а затем продолжали творить свои сатанинские дела. Верить их покаянию было уже невозможно. Именно поэтому на соборе 1504 г. встал вопрос об их смертной казни.

Конечно, саму казнь, как и все прочие административные меры против еретиков, осуществляла не сама Церковь, а государство по просьбе Церкви. Православная Церковь, в отличие от латинской, не имела своих собственных «силовых структур», типа трибунала инквизиции, не имела своих военно-монашеских орденов, а обращалась к государству, которое уже само принимало меры против ожесточенных врагов церкви. Уже с IV века Церковь обращалась к христианским государям за защитой от насилия язычников, еретиков и раскольников. Не употребляя меча сама, Церковь просила тех, кто носит меч – христианских монархов. Эта практика нашла свое отражение в канонах Карфагенского собора, и осуждать эту практику нет никаких оснований.

Казни еретиков по просьбе церкви случались и в истории Византии, хотя и нечасто. Например, при императрице Ирине в 780-790-х годах казнили павликиан; при императоре Алексее Комнине в 1080-х годах казнили болгарских богомилов. И те, и другие составляли тайные общества антихристианской направленности с многоуровневой организацией, и являлись, таким образом, прямыми предшественниками «жидовствующих».

Вот и теперь необходимость решительного отвержения и анафематствования новой ереси ни у кого сомнения не вызывала. Вопрос вставал только о допустимости применения к главарям "жидовствующих" смертной казни.

Противники смертной казни еретиков – преподобный Нил Сорский, Троицкий игумен Паисий Ярославов и их ученики – исходили из того, что такие меры противны духу Евангелия и несогласны с природой Церкви, которая не должна действовать средствами мира сего: насилием, страхом и т.д.

И напротив, преподобный Иосиф Волоцкий, святитель Геннадий Новгородский, настаивавшие на казни еретиков, ссылались на примеры из Ветхого Завета, случаи из Византийской практики и даже на инквизицию - на «шпанского (испанского) короля, который тако землю свою очистил».

Должно различать общие принципы от их применения в конкретной исторической ситуации. Действительно, христианское благовестие обращается к свободе человека и не принуждает ее. Невозможно уверовать во Христа насильно. Нежелающий принимать учение Церкви полностью и без искажений, злостный нарушитель церковного единства, то есть еретик и раскольник, отлучается от собрания верных судом церковной власти или судом Божиим. Отлучением от Церкви для такого человека все обычно и кончается, ибо большего наказания, чем отлучение от своей благодатной жизни, Церковь не знает. Иногда же суд церкви против отлучаемых ею дополняется административными мерами со стороны государства – ссылкой, заключением еретика, дабы отнять у него возможность проповеди своего ложного учения среди других людей. Но смертная казнь за ложные взгляды в христианстве не предусмотрена.

Однако в конкретных исторических условиях при тесном сращивании Церкви с государством могли возникнуть исключительные ситуации. Ересь «жидовствующих» была не просто каким-то инакомыслием, хотя и распространялась в среде вольнодумцев. «Жидовствующие» это не церковные «диссиденты», а богохульники, сознательные борцы против Христа, против Его Церкви и, конечно, против православного государства. Тайным обольщением и вербовкой новых членов секты они укрепляли свои позиции в высшем обществе и при дворе. Захватив власть, они готовились к беспощадной борьбе с Церковью. Их идеология и деятельность, несомненно, входили уже в политическую область. Поэтому такая организация требовала от государства соответствующих мер противодействия. Во всех странах члены тайного общества, составляющие заговор с целью захвата власти, наказываются по высшей мере наказания.

Православие было, по выражению архим. Константина (Зайцева) «русское всё». На его основе сформировалось и русское государство, и сложился единый русский народ, оно охватывало весь русский быт и все русское мировоззрение. Разрушению этого «русского всего» следовало противостоять всеми силами, когда надо – и юридическими, и политическими, и силовыми.

Спор «иосифлян» с «нестяжателями» по вопросу смертной казни еретиков проходил на фоне разной личной позиции, занятой вождями этих партий по отношению к «жидовствующим». Преп. Нил, хотя и отвергал их лжеучение, но от активной борьбы с ними уклонился. И напротив, преп. Иосиф на своих плечах вынес всю тяжесть борьбы с ними в продолжение целых двадцати лет. Именно он написал главные обличительные сочинения против них – 16 слов, составивших знаменитый сборник «Просветитель». Накал его борьбы с еретиками был таков, что в случае их победы он не мог рассчитывать от них на пощаду. Поскольку еретики имели своих людей при дворе Великого Князя Иоанна, в том числе в его ближайшем окружении, преп. Иосиф хотел, кроме того, лишить Государя возможности покровительствовать им в будущем и устрашить придворных вольнодумцев, склонявшихся к вступлению в ряды «жидовствующих». После неоднократных ложных покаяний еретиков не приходилось рассчитывать на изменение их нрава. Сохранение жизни их главарей было равнозначно обретению ими в скором времени свободы и расширению их разрушительной деятельности. Все более гуманные меры были опробованы и результата не дали. Крайняя мера в таких условиях была оправданной и единственно возможной.

В последние годы среди «правого крыла» Московской Патриархии получила широкое хождение идея, что будто бы преп. Иосиф Волоцкий был идейным отцом опричнины Ивана Грозного. Это совершенно не соответствует историческим фактам. Во-первых, опричнина была учреждена через шестьдесят лет после Собора 1504 г. и через полвека после смерти самого преп. Иосифа в совершенно иных исторических условиях. Во-вторых, борьба Ивана Грозного с теми, в ком он подозревал измену (с "земщиной"), ничего общего не имела с борьбой за чистоту веры против отступников и богохульников. В-третьих, Собор, осудивший главарей секты «жидовствующих» к смертной казни и приговоривший еще с полсотни лиц к тюремному заключению, вынес приговор только после тщательного рассмотрения дела, после того, как обнаружилось, что подсудимые, прикрываясь ложным покаянием, продолжают свое черное дело. Это был настоящий церковный и гражданский суд; пусть даже жестокий, но законный, ничем не похожий на совершенно произвольные и беззаконные расправы опричников над целыми городами и селами, на убийства неповинных людей целыми семьями. И преп. Иосиф, настаивая на смертной казни еретиков в данном конкретном случае, не пытался возводить этого в систему, не создавал никакой «православной инквизиции», тем более не благословлял никакой государственно-террористической организации типа опричнины.

Итак, в конкретной исключительной ситуации преп. Иосиф, как трезвый практический деятель, был, видимо, более прав, чем преп. Нил. Но и у преп. Нила была своя правда, не связанная с текущим моментом церковной ситуации.

Ересь «жидовствующих» вскрыла слабые стороны русской церковной жизни и православного сознания. Отсутствие богословской школы привело к тому, что Священное Писание знали очень немногие. Не оказалось на Руси даже полного свода славянской Библии, потому архиепископу Геннадию пришлось срочно собирать все славянские переводы священных книг для составления полной Библии, а некоторые (неканонические) книги даже заново переводить с латинской Вульгаты. Грамотно защищать основы своей веры в спорах с еретиками могли очень немногие. Но и одним только невежеством в Писании не объяснить легкости отпадения от Христа и Церкви многих людей, в том числе даже священнослужителей.

Удобство для маскировки отступникам («яве благочествующим, тайне жидовствующим») создавал самый тип тогдашнего русского благочестия, в значительной степени уклонившийся в обрядоверие. Церковный обряд, проникший во все поры русского быта, охвативший все стороны жизни русского человека, имел, конечно, огромную воспитательную силу. Воцерковленный быт и общий пример влек человека ко благочестию даже без особых усилий с его стороны. Но в деле спасения души непременно должны участвовать и личные усилия человека, начиная с личного обретения и осмысления своей веры и кончая личными жертвами, свидетельствующими его любовь к своему Спасителю. Все-таки, христианином невозможно родиться, им надобно стать, возродившись водою и духом, а затем совлекшись ветхого человека и облекшись в нового. Само по себе рождение и воспитание в православной семье и христианском обществе только помогает обретению человеком своей личной веры во Христа, но не заменяет ее.

Ересь «жидовствующих» как раз и могла распространяться в той среде, где Евангелие заслонялось церковным уставом, духовная жизнь во Христе подменялась выполнением обряда, где можно было по виду и быту быть православным, а по духовной сути – кем-то совсем иным. Люди такого типа и могли так легко отпасть от Христа; более того, они-то и начинали жить двойной жизнью тайных отступников по той причине, что их внутреннее духовное содержание еще до встречи с ересью не соответствовало их православной внешности. Они были двойными еще до «обращения в жидовствующих»!

Строгие карательные меры против врагов христианства могли устрашить таких «православных язычников» – потенциальных «жидовствующих», могли удержать их от перехода в лагерь тайных христоборцев. Но они не могли сделать их христианами, не могли научить их живой искренней вере. Карательные меры грозили воспитать лицемерное православие, симуляцию христианства теми, кто внутри себя подлинной веры иметь и не хочет. Поэтому для победы над ересью и утверждения веры главное значение должны были иметь чисто церковные средства: духовное просвещение, организация духовной школы, налаживание правильного православного пастырства. Именно на это закладывание глубоких внутренних основ православия в душе человека и обращала главное внимание школа преп. Нила.

Кроме того, смертная казнь по обвинению в ереси, пусть даже оправданная в одном конкретном случае, создавала все же опасный прецедент в церковной практике. При злоупотреблении можно было применить подобные наказания и против невиновных. Приравнивание ереси к уголовному или государственному преступлению при общем крайне низком уровне богословского образования создавало благоприятную атмосферу для доносов и для сведения личных счетов таким путем. Преп. Нил видел опасность такого прецедента. И действительно, уже через двадцать лет после этого Собора на «жидовствующих» последовало неправедное осуждение «за ересь» преп. Максима Грека «осифлянином» митр. Даниилом. Правда, здесь шла речь не о смертной казни, а о пожизненном заключении с отлучением от Причастия, но для христианина это ненамного лучше смертной казни. Через полвека другие деятели «иосифлянской» партии, сводя счеты со своими противниками из партии «нестяжателей», также осудили на пожизненное заключение «за некоторые люторские расколы» игумена Троицкой обители преп. Артемия и просветителя лопарей преп. Феодорита. Подобным же образом, за «колдовство» был осужден св. Филипп, Митрополит Московский, дерзнувший осудить кровавые злодеяния опричнины.

В 50-х годах XVI века промелькнули в Русской Церкви еще два настоящих еретика-вольнодумца с небольшими кружками своих приверженцев: дворянин Матвей Башкин и монах Феодосий Косой. Деятели «иосифлянской» партии воспользовались этими случаями для осуждения и своих противников – «нестяжателей», подвизавшихся в заволжских скитах. Скиты эти были закрыты и движение «нестяжателей» ликвидировано.

Учитывая все эти факты, можно сделать вывод, что если в конкретной исторической ситуации, может быть, более прав был преп. Иосиф, то в дальнейшем церковная партия, носившая его имя и взявшая в свои руки руководство церковной жизнью, не удержалась на должной высоте и допустила много несправедливостей. Окончательно ликвидировав к середине XVI века своих соперников, «иосифляне» взяли на себя всю ответственность за судьбу Русской Церкви и за все неудачи церковного строительства.

скачать статью полностью