Рассматривая
духовный облик исторически сложившегося русского народа, мы невольно обращаемся
к началу его формирования - принятию и усвоению нашим народом веры Христовой.
Неоценима здесь заслуга св. князя Владимира Крестителя, избравшего истинную
веру и тем самым предопределившего исторический путь нашего народа на многие
века. Благ.князь Владимир явился крестным отцом и восприемником русского
народа; по горячей вере князя-крестителя наши предки были крещены прежде оглашения
в вере. Князь Владимир был распространителем веры Христовой и первым
организатором всей Русской Церкви.
И
все-таки для глубокого усвоения русским народом христианства одного продолжения
дела кн. Владимира было недостаточно. Да, по уважению к князю, по доверию к
нему большинство русских людей охотно крестилось. Да, наши прадеды полюбили
красоту христианских храмов, благолепие православного богослужения,
совершаемого на родном языке. Наконец, русские люди оценили по достоинству
благотворное изменение нравов и всей жизни своего новообращенного князя, могли
наглядно сравнить, каким он был в язычестве и каким стал, приняв христианство.
Открытые первые училища и обилие поступившей на Русь христианской литературы на
славянском языке давали возможность всем желающим углубляться в изучение веры,
осваивать богатство святоотеческой мысли. Под крепкой защитой князя Владимира и
его наследников Русская Церковь ничего не боялась и ни в чем не нуждалась, а
ширилась, распространялась, отстраивалась и украшалась.
Но
не хватало самого главного - подвига за
веру, крестоношения. Вера Христова проповедует Крест и требует от своих
питомцев самоотверженного подвига. Первохристианская Церковь утверждалась не
только проповедью Апостолов и их чудесами, но и кровию их, также как и последующих
мучеников.
И
на Руси первыми всенародно чтимыми святыми (и официально канонизированными
прежде даже блг.кн. Владимира и Ольги) стали святые страстотерпцы Борис и Глеб,
младшие сыновья князя Владимира. Суть их подвига - добровольное страдание по образу
Христову, добровольное принятие смерти во исполнение заповеди Христовой.
Юношеская чистота, целомудрие и незлобие соединились у них с высшей
добродетелью - любовью к врагам и прощением своих убийц. Их мученическая
кончина потрясла весь народ, и хотя не предотвратила впоследствии междуусобиц
на Руси, но заклеймила религиозно и всенародно грех братоубийства, как один из
самых тяжких.
Святые
князья Борис и Глеб научили русского человека, как надо умирать. Они показали
наглядно, что такое смерть христианина, дали понять, что любовь ко Христу и Его
заповедям дороже земной жизни. Поэтому пример их мученической кончины сделал
Христову веру для русского народа из внешне принятой предметом глубокого
внутреннего переживания. С тех пор на Руси особо чтут мучеников; в нашей Церкви
возник ранее неизвестный в Византии чин страстотерпцев, обильно пополнившийся в
ХХ веке. Неотъемлимой чертой русского благочестия стало глубокое убеждение в
том, что для очищения грехов человеку необходимо страдание, а потому должно
безропотно терпеть все скорби, попущенные Промыслом Божиим, вплоть до мучений и
истязаний. С таким чувством шел православный русский воин на битву, не с тем,
чтобы вернуться живым, но чтобы пострадать и умереть за веру и отечество.
И
внимательный иностранец, француз Леруа Болье отмечал, что русский народ один из
самых христианских, потому что ценит Крест, вкушает терпкую сладость страдания,
прозирая за Крестом и свет Воскресения. Вообще, все истины учения Христова
воспринимаются человеком глубоко или поверхностно в зависимости от его
собственного духовного опыта. Глубокое переживание русским народом спасительных
страстей Христовых основывалось на опыте собственной жертвенности и
крестоношения.
Непосредственно
за святыми страстотерпцами Борисом и Глебом в числе первых русских всенародно
чтимых святых идут преподобные отцы Печерские во главе с Антонием и Феодосием.
Они также оказали глубокое влияние на формирование духовно-нравственного облика
русского народа. Если свв. Борис и Глеб научили православных достойно умирать,
то отцы Печерские, особенно прп. Феодосий, показали, как должно жить.
Монашеское общежитие, устроенное прп. Феодисием, на века стало идеалом для
русского человека. Общее житие ради Христа, организованное на началах
самоотречения, послушания, нестяжания, телесного аскетизма и братолюбия,- вот
пример, который оставил прп. Феодосий. Именно он был создателем печерской
духовной школы, оставив после себя не только многочисленных учеников, но и
заложив целую духовную традицию. Воспитанники Киево-Печерского монастыря,
многие из которых стали впоследствие епископами и настоятелями монастырей,
пронесли эту традицию во все уголки Русской Земли.
С
прп. Феодосия берет у нас начало и установление старчества. Известно, что
преподобный игумен был духовником очень большого числа мiрских людей, начиная с
великих князей и бояр. Прп. Феодосий без всякого человекоугодия и
потаковничества относился к своим высокопоставленным духовным чадам. Из его
жития известно, как строго взыскивал он с них за вероломство и клятвопреступление,
за властолюбие, стяжательство и неправосудие, за браки с католиками и за
нескромные представления скоморохов. Без преувеличения можно сказать, что прп.
Феодосий был старцем и духовным наставником для всей Руси, таким же, как
впоследствии прп. Сергий Радонежский.
Именно
со времен прп. Феодосия русский человек полюбил монастыри: стал ходить в
монастырь на службу, исповедываться у монастырского духовника, жертвовать на
украшение обителей и принимать постриг перед кончиной. Князья и бояре стали
основывать свои монастыри. Монашеское благочестие стало преобладающим на Руси.
Первые
русские святые - князья-страстотерпцы и преподобные отцы Печерские - своим
примером укоренили и укрепили на Руси веру Христову, соделали ее главной
ценностью в жизни русского человека. Поэтому когда спустя два с половиной
столетия после своего крещения Русь подверглась опустошительному монгольскому
нашествию и тяжелому игу, вера Христова не поколебалась в русском народе. Вера
устояла несмотря на то, что отнялась у нее защита в лице самостоятельных
христианских князей, отнялось благолепие православных храмов. Внешние подпорки
веры пали, но остались более прочные опоры внутренние. В условиях татарщины
многие русские люди прошли страдальческим путем свв. князей Бориса и Глеба,
пострадав, как они, от лжебратий, подобно св. князю Михаилу Тверскому, или
собственно за исповедание Христа, подобно св. князю Михаилу Черниговскому.
Другие пошли путем прп. Феодосия, возобновив подобно прп. Сергию Радонежскому
общее монашеское житие и дав расцвет “северной Фиваиде”.
Со
времен татарского ига исторические пути Юго-Западной и Северо-Восточной Руси
разошлись весьма далеко. Принято считать, что это связано с подпадением
Суздальской Руси под власть Орды, а Галиции и Волыни под власть Польши и Литвы.
Но конечно, одной внешней оккупацией всего объяснить невозможно. При
внимательном изучении истории оказывается, что вся западная Русь фактически
добровольно вошла в XIII веке в состав Литвы, а Галиция также добровольно
присоединилась в 1340 г
(ровно столетие спустя после нашествия татар) к Польше. Почему эти области,
наименее пострадавшие от татарского нашествия и не попавшие под власть Орды, не
сохранили независимости, не стали центром объединения всех русских земель?
Более того, после возникновения такого центра объединения в XIV веке в лице
Московского государства не только не спешили присоединиться к нему, но и
активно противились этому. Известно, что потомки Киевских, Галицких, Туровских
и других князей, т.е. Рюриковичи старших линий вошли в состав польской аристократии
(Сагнушки, Ходкевичи, Сапеги, Вышневецкие, Чарторийские, Острожские и проч.). В
военно-государственном строительстве Речи Посполитой активно участвовали не
только окатоличившиеся княжеские фамилии, но и те, кто до начала XVII века
сохраняли верность православию. Например, отец и сын, князья Острожские, были
известными покровителями и защитниками православия в XVI веке, устроителями
первых православных типографий, а также храмов и монастырей. И одновременно с
этим они были твердыми и последовательными противниками Москвы, неоднократно
лично предводительствуя литовскими войсками в походах против “московитов”.
Причина тому лежит в разных государственных идеалах Юго-Западной и
Северо-Восточной Руси.
Л.
Тихомиров отмечал, что еще в Киевский период наметились три центра различных по
типу организации верховной власти. В Новгороде прочно утвердилась демократия. В
Галицко-Волынском крае власть захватила аристократия. В обоих случаях власть
князя оставалась чисто номинальной. Наконец в Суздальской земле со времен блг.
князя Андрея Боголюбского и его брата Всеволода Большое Гнездо начало
формироваться великокняжеское самодержавие - монархия. Разные понятия о
государственном устройстве в этих областях делали противоречия между ними почти
непреодолимыми. Почему и распад Киевской Руси на части перед монгольским
нашествием нельзя объяснить только личными амбициями князей и их
соперничеством,- причины здесь лежали гораздо глубже.
Разным
государственным укладам соответствовали и разные нравственно-аскетические идеалы.
Московское государство сформировалось к концу XV века, сознавая целью своего
существования - быть последним государственным оплотом истинной христианской
веры, преемником православной империи - Византии, Третьим Римом. Московский
царь всеми веделся в качестве державного защитника правой веры и благочестия. В
соответствии с таким общим смыслом существования Московского государства люди
разделялись в нем на две большие категории: служилых и тяглых, т.е. занятых на
воинской царской службе и тех, кто своим трудом их обеспечивал. Московское
царство было сословно-крепостным, т.е. каждый человек довольно жестко был
прикреплен к своему сословию, месту жительства, к своей службе или тяглу,
которого не мог оставить по собственному желанию, а обязан был тянуть свою лямку
до конца жизни. Воины-землевладельцы получали свои земельные наделы только под
условием обязательной пожизненной службы, на которую призывались с 15-летнего
возраста (новики). В целом у московского человека гораздо больше было
обязанностей, чем прав. Законным образом выйти из мира он мог только ради
высшего подвига служения Богу в монашеском чине или в звании юродивого Христа
ради. И тот, и другой духовный подвиг высоко ценились в Московской Руси.
Монашеский тип благочестия был для нее образцовым, по монастырскому уставу
стремились жить, многие миряне в своих домовых храмах и часовнях старались
вычитывать монашеское правило, а перед смертью часто принимали монашеское
пострижение. Монашеским благочестием проникнут и Домострой - своего рода
типикон московской семьи. В сознании московского человека высоко стояли
добродетели послушания, смирения, молитвы, братолюбия, и крайним злом считались
самомнение и гордость. Московский человек знал в основном работу и молитву,
большую часть свободного времени он проводил на богослужении в храме. Светских
развлечений было немного, они допускались лишь по немощи плоти, а часто осуждались Церковью, и во всяком случае,
не имели “прав гражданства” в московском обществе. Поэтому иностранцам
Московская Русь часто представлялась одним громадным монастырем - и по своим
задачам, и по своим порядкам.
Прямой
противоположностью Московскому государству являлась Речь Посполитая -
польско-литовская аристократическая республика. Определенный государственный
идеал, наподобие московского идеала Третьего Рима, здесь отсутствовал. Не было
и определенной национальной идеи: поляки составляли в государстве менее
половины населения, а остальные - литовцы, западно-русские, немцы, евреи,
татары. В отличие от монолитной в религиозном отношении Московской Руси, в Речи
Посполитой царило большое разнообразие исповеданий. Римский католицизм, хотя и
претендовал быть единственной верой, но после Реформации, к середине XVI века,
охватывал также не более половины населения. И при таком разнообразии вер и народов,
при отсутствии твердой центральной власти, как бы ни шутили, что “Польша
держится безпорядком”, эта республика просуществовала несколько веков, серьезно
угрожая существованию Московского царства. Почему?
Всех
граждан Речи Посполитой, независимо от религиозной и национальной
принадлежности, объединял интерес земного преуспеяния. В средневековой Европе
Польша была самым демократическим государством, широко предоставляя всем своим
гражданам множество прав и требуя с них очень немногого. Именно поэтому Польша
стала главным в Европе прибежищем мiрового еврейства, которое имело там статус
“государства в государстве”. Польские магнаты являлись полновластными хозяевами
обширных областей страны. Множество привилегий имела многочисленная шляхта,
которая, в отличие от москоского дворянства, не привлекалась к обязательной
службе. Широкими правами самоуправления (так наз. магдебургским правом)
пользовалось население городов, не имевшее, в отличие от московитов, весьма
обременительного тягла. Единственным бесправным сословием Речи Посполитой
являлось крепостное крестьянство, в большинстве своем православное.
Польский
общественный уклад был антиаскетическим и, по сути, антихристианским. Польские
порядки способствовали самоутверждению личности человека. Поэтому основными
национальными чертами поляков с древних времен являются гордость, спесь,
хвастовство, памятозлобие и презрение к другим, особенно к “москалям” (вспомним
пушкинское сравнение: “кичливый лях иль верный росс”). Эти черты равно
характерны и для польского шляхтича, и для польского ксендза, и для польского
разночинца. Польша жадно впитала в себя гуманистическую культуру Ренесанса и
потому пышно цвела цветами душевности, будучи убога плодами духовности.
Неверно
считать Польшу и оплотом католичества. Католицизм использовался в Польше как
знамя в борьбе с православием, но не являлся главной жизненной ценностью для
большинства поляков, религиозно очень неглубоких. Истинным оплотом католичества
следует по праву признать Испанию, которая семь веков вела освободительную
войну с мусульманами, явила мiру множество фанатичных рыцарей, монахов и
миссионеров, в т.ч. и иезуитов, инквизицией очистила себя от инакомыслия и
обратила в свою веру большую часть Америки, а кроме того, была страной
государственного антисемитизма. В Польше между тем свободно существовали
иудейство, магометанство, различные протестантские секты, запрещенные в других
странах Европы. И только православие подвергалось в ней преследованиям. Ни
миссионерством, ни монашеством, ни участием в крестовых походах Польша особенно
не прославилась, и в противоположность Испании, была страной государственного
юдофильства. Правильнее будет считать Польшу XVI-XVII веков наиболее полным
выражением западного процесса отступления, совокупностью продуктов разложения
западной христианской цивилизации.
Именно
поэтому Речь Посполитая была так опасна для Московского государства в качестве
ближайшего соседа. И не только как военный противник, хотя для того, чтобы
выдерживать военное противоборство с государством, имеющим около 22 млн.
населения, гораздо более развитую экономику и помощь Запада, Московскому
царству с населением около 5 млн. человек (XVI век), приходилось напрягать все
свои силы. Но Польша была опасна и своим соблазном вольной, веселой,
разнузданной жизни. Московского боярина она манила к себе положением польского
пана, почти независимого от короля и никому не подотчетного в своем поведении;
служилого человека она привлекала положением польского шляхтича, свободного от
обязательной службы. Всех вообще московитов она соблазняла сбросить с себя иго
служения Царю и Богу, иго домостроя и церковных правил, заменить царскую службу
шляхетским сеймом, а всенощную - полонезами и мазурками.
Внутреннее
согласие на эти соблазны логично должно было завершиться и внешним
присоединением Москвы к Речи Посполитой. Это наглядно продемонстрировала первая
русская смута начала XVIIвека. Боярство предало царей Феодора Годунова и
Василия Шуйского, сдало полякам Москву и пригласило на русский трон королевича
Владислава именно потому, что желало превратиться в польских магнатов. Лагеря
обоих самозванцев, особенно тушинский, состояли из людей, начавших с
клятвопреступления, с нарушения присяги, отвергших московский служилый идеал и
вместе с ним церковное благочестие и стремительно превратившихся в бандитов и
подонков. И позднее, в течение XVII века проводники западных влияний в Москве
были большей частью или выходцами из Польши, или поклонниками ее порядков. Презрение
к московским идеалам у них почти всегда сочеталось с нравственной
нечистоплотностью и расцерковленностью. Так продолжалось до самого 1917 г. и отсоединения
Польши от России. Именно здесь роились все осиные гнезда крамолы, рождались
революционные организации, печаталась подрывная литература. Известно, что
Польша подарила России евреев, она же выпестовала нам и большевицкую партию.
