Введение

Современные церковные лотки пестрят книжками для новоначальных по духовной жизни.

Сначала это были св. отцы. Потом отечники, составленные другими отцами. Потом конспекты этих отечников, составленные современными авторами. И так далее.

Но сейчас хочется обратить речь не к новоначальным христианам, а к тем, кто в церкви уже давно, кто давно уже прочел Лествицу и авву Дорофея. К тем, кто давно уже влюблялся в сочинения Феофана Затворника и Игнатия (Брянчанинова), кто зачитывался дневником Иоанна Кронштадтского. К тем, кто пытался и свою духовную жизнь построить «по классике», но дело не заладилось.

Именно такому читателю предлагаемый ниже подход может оказаться полезным.

Потому что автор давно уже не неофит и работал многие годы с воцерковленными людьми, причем весьма разными. Тут уж поневоле наберешься таких впечатлений и такого опыта, который не описывается в аскетических букварях.

Новоначальному христианину я и сейчас, прежде всего, порекомендую всю перечисленную выше классику, пусть читает и примеряет ее к своей жизни. Это совершенно нормальный подход. Вспомните, как ребенка учат писать. Веками эта школа не меняется: палочки, кружочки, галочки, элементы букв, сами буквы, соединения между букв, - ничего веками не подвергается пересмотру. Но ни один взрослый сам по таким прописям не пишет. Большинство взрослых уже и вовсе не умеют писать по прописям, - кроме педагогов начальных классов. Пишут иначе – быстрее, легче. И это все нормальный порядок дел.

Остается только приложить его и к духовной жизни. Нам необходимо ввести поправку, во-первых, на то, что читатель наш мирянин, а не монах, а во-вторых, на те практические плоды, что нам известны к настоящему моменту.

Если сказать прямо, то придется сразу сообщить общеизвестный факт, никогда не отражавшийся в классике. Среди пытающихся жить практической духовной жизнью имеется достаточно немало людей с поставленными психиатрическими диагнозами. Еще больше тех братьев и сестер, кто не обращался к психологам и психиатрам, и, соответственно, не получил диагноза только по этой причине. Духовная жизнь, призванная исцелять душу, давно и плотно сосуществует бок о бок с психиатрическими проблемами. Парадокс?

Повторим, что речь идет о людях, пытавшихся жить именно практической духовной жизнью и ориентироваться не на что-нибудь, а на святоотеческую аскетическую классику. К сожалению, не только на нее. И «ориентироваться» здесь не означает «выполнить». Важно пока другое. Речь идет о людях, не случайных в церковной среде, а именно активных в духовном делании. И тем не менее…

Разумеется, большинство таких диагнозов зародились раньше, чем человек обратился к Богу. И во многом человек потому и обращается к Богу, что чувствует за собою проблемы в своей душе-психее. Но в церкви заболевания порой усиливаются, а не ослабевают. Кроме того, я нисколько не считаю таких психически больных людей безнадежными для Царства Божия. Полагаю, что они могут быть ближе к Богу, чем религиозные лицемеры, маловерующие, полуверующие плотские люди, никогда не помышляющие ни о чем небесном, но при этом психически здоровые. Психиатрический диагноз не следует считать приговором, но все-таки нужно стараться его избегать. Для этого, как мне кажется, вся наша духовная жизнь должна быть подправлена в сторону большего позитива. Это касается буквально всех ее сторон. Как конкретно это сделать в разных областях, - об этом и будет весь наш дальнейший разговор.

Добавим, что речь у нас пойдет о том, что в XIX веке называлось опытом. «Аскетические опыты», - так назвал свт. Игнатий свои труды. То есть, это не всеобъемлющее систематическое учение с каким-то общепринятым авторитетом, а практически отработанное пособие, которое может кому-то помочь и оказаться полезным. А другим оно не поможет, но может пригодиться для расширения кругозора. Люди все разные и духовная жизнь тоже весьма разнообразна. Единого общего рецепта для всех предложить невозможно. Общеприняты лишь некоторые общие идеи, внятно высказанные в классике, которые мы не пытаемся оспаривать. А вокруг них строится огромное поле частных опытов, которые и могут иметь лишь ограниченное применение.

Смирение и покаяние

С этого обыкновенно и принято начинать разговор. Но мы надеемся, что нашему читателю это давно знакомо. Самый путь его ко Христу и в церковь начинался именно отсюда: через угрызения совести, покаяние, понижение своей нравственной самооценки, через осознание своих немощей не только душевных, но именно нравственных. Долго останавливаться на этом мы не станем. Уточним лишь одно важное положение.

Смирение и покаяние не составляют всего существа, всего содержания духовной жизни. Если не покажется вульгарным такое сравнение, то это лишь соус, пропитывающий весь салат. Или, лучше сказать: красивая ленточка, перевязывающая весь букет христианских добродетелей. Но только ни в коем случае не все их содержание. Сводить всю вообще духовную жизнь к приобретению смирения и покаяния было бы ошибкой. Это был бы как раз отход от отеческой классики, который нередко совершается в наши дни. В классике описывается целая лестница добродетелей, состоящая отнюдь не из двух ступенек. И апостол учит нас о плодах духа: любовь, мир, долготерпение, милосердие, кротость, воздержание. Смирение и покаяние у него туда вообще не включены. Поэтому сводить сюда всю вообще духовную жизнь – это и неправильно, и опасно.

Чем это опасно?

Это опасно перекосом душевного самоопределения в сторону негатива. Смирение и покаяние – это отрицательные качества. Не в смысле «плохие», а в том смысле, что они отрицают отрицательное, они убирают злое, но пока что ничего еще не ставят на место убранного зла. Да, мы должны отложить свои грехи, отложить свою гордыню. Да, мы должны помнить об этом до гроба. Но на этом чисто санитарном действии: отложении зла, - само по себе ничего позитивного не возникнет без целенаправленных усилий в нужном направлении.

Хуже того: может возникнуть и нечто дурное. Подавленный, безвольный человек, не способный к самостоятельным решениям в своей жизни, неизбежно становящийся паразитом для окружающих. Может вырасти такой Акакий Акакиевич из смиренного и кающегося человека? – Конечно, может. И ничего хорошего в этом не будет. Особенно, когда речь идет не о монастырских послушниках. Гоголь наверняка слышал про преп. Акакия иже в Лествице, с него же и дал своему герою это имя и отчество. Напомним, что тот несчастный послушник Акакий был всецело покорен своему жестокому старцу и погиб, до смерти замученный своим наставником. В монастыре такое устроение духа еще может ввести в рай, но в мирской жизни оно может привести только в сумасшедший дом, или же на иждивение родственникам, вынужденным поддерживать бытие такого лжесвятого.

В чем же должно состоять само смирение? Не первым даю такой ответ, но на опыте проверив его ценность. На пути к достижению смирения нужно постараться поменьше оценивать себя вообще и не сравнивать себя с другими – в особенности. На планете много живет миллиардов людей и по любому качеству человека всегда найдется много тех, кто нас превосходит. Станем это постоянно помнить. Дадим право на Божие благословение всем другим людям, станем поменьше смотреть на свою роль и место – и этим мы двинемся в верном направлении.

При этом важно, что одно дело – поменьше смотреть на себя, и совсем другое – быть внимательным к своим грехам. Одно другому на самом деле не мешает. Оценить свои слова, мысли и поступки можно достаточно критично, при этом отказавшись оценивать свою персону в целом. Если так удастся настроиться, то дальнейшее воспитание в нас смирения можно будет предоставить Господу. Он найдет способ смирить нас. И можно быть заранее уверенным, что этот Его способ нам не понравится. Но это уже другой разговор.

Пока же удовольствуемся формулой кого-то из святых: смирение не в том, чтобы думать о себе хуже, а в том, чтобы думать о себе меньше.

Подвизаться в стяжании пониженной самооценки оправдано лишь в том случае, когда окружающие люди дают понять, что твоя самооценка действительно и явно завышена. Тут на конкретных примерах человек познает свою реальную ценность и может скорректировать мнение о себе в сторону понижения, - если способен прислушаться к окружающим. Но если жизнь течет спокойно и размеренно, человек находится на своем месте и никому на нем не мешает, упреков в гордости или тщеславии ни от кого не получает, то нарочитое упражнение в занижении самооценки полезным не будет. Оно не приблизит к смирению. Наоборот, человек свое я все равно поставит в центр своего внимания. Это неполезно, даже и в порывах самобичевания. Не стоит забывать, что психические расстройства свойственны и людям с нарочито низкой самооценкой, и таких людей в церкви больше, чем свихнувшихся от гордости. Заниженная самооценка человека парадоксальным образом может сочетаться с порядочным эгоизмом. Человек свою оценку занижает (научился по книжкам!), но при этом саму свою персону ощущает в центре. Внимание все равно концентрирует на себе. Ему, такому дурному и убогому, требуется постоянное внимание со стороны окружающих. И он ухитряется его к себе вызывать, порою прямо-таки эксплуатируя окружающих, закручивая эти планеты вокруг солнышка своего я.

Любой священник встречал на исповеди таких людей и не мог бы не заметить, что в этой нарочитости их смиреннословия всегда присутствует элемент актерства.

Вообще, принимая исповедь разных людей в продолжении тридцати лет, могу констатировать, что это средство врачевания наших душ в общем и в целом имеет достаточно ограниченные возможности. Человек может исповедоваться регулярно, и при этом многие годы не видеть или не признавать настоящих недугов своей души, никогда не откидывая верблюда, но тщательно оцеживая всех комаров. Это не редкость. Не исключено, что такое свойственно любому из нас. Может статься, Богу в нас кое-что может и не нравиться, но мы сами пока этого не признаем. И понятно, что в таких условиях даже регулярная исповедь, сопряженная с настоящим вниманием к своей душе, тем не менее, годами не приносит человеку никакой пользы. И сказать ему при этом ничего не получается: человек не приемлет твоего обличения.

Пример не сложен. Случается, что исповедующийся человек просто разыгрывает перед священником спектакль о том, насколько он внимателен к своей душе. С какого-то раза (года) священник уже не может не замечать, как перед ним прыгают с сачком, отлавливая всех нравственных комаров. Это, разумеется, наводит на подозрение, о гниющем на донышке верблюде. Дальнейшее предсказать не сложно. Если искомый верблюд будет найден пастырем и представлен тонкому и духовному человеку на обозрение, то разрыв пастыря с таковым пасомым практически неизбежен.

Бывает и другая ситуация бесполезной и вредной исповеди. Это когда человек рассматривает покаяние, как единственную форму своей духовной творческой деятельности. Подчеркнем: единственную. Он может при этом принять обличения, он не актерствует, он критичен к себе. Но свою записку-простынку с перечнем грехов воспринимает именно как средство духовного самовыражения, как единственную возможность духовного творчества. Таким стоит понимать, что исповедь это не духовная трапеза, а скорее, духовный туалет – извиняюсь за сравнение. Дело нужное, приносящее облегчение, как и туалет обычный. Но облегчение это не есть ни радость, ни насыщение, ни место творческих исканий.

Так нужно отнестись не только к исповеди, но и к покаянию вообще. Категорически не соглашусь, будто покаяние есть единственное или даже основное аскетическое делание христианина. Каждый из нас призван к лучшему и большему. Хотя начинается все, конечно же, только с покаяния. При этом стоит помнить, что настоящее и необходимое нам покаяние может застигнуть нас само в какой-то иной обстановке – и при этом быть совершенно не связанным с исповедью. А на исповеди мы, даже вспоминая ту бурю мыслей и чувств, которая пронеслась над нами совсем недавно, остаемся какими-то тупыми и бесчувственными. И это нормальный порядок вещей, по такому поводу не стоит сокрушаться. Вообще, на исповеди вполне достаточно быть сухим и кратким. Заодно и помнящим о тех, кто стоит в очереди на исповедь за тобою, а также и о духовнике, вынужденном пропускать через уши и душу весь этот огромный поток, который обрушивает на него исповедь. Думаю, большая часть этого потока – пустое и суетное.

О грехе осуждения

Тесно связано со смирением и такое качество, как оценка других. Наверное, вообще каждый христианин на исповеди регулярно кается в грехе осуждения. Действительно, грех распространенный, совершаемый всякий раз прежде осознания, порой глубоко заполняющий все поры нашего сознания и мозга. Мы осуждаем всегда прежде, чем рассуждаем: а стоило ли осуждать. Все это так, и все это в классике расписано подробно.

Но и здесь есть одна особенность. Все-таки осуждение происходит от слова суд. Суд вершится над личностью. Не надо прежде Божьего суда осуждать человека, как личность – это верно, потому что наш суд пристрастен и не объективен, ибо мы не все знаем о человеке, даже о близком. Но вместе с тем невозможно не рассуждать о человеческих поступках, мыслях, ошибках и грехах. Если мы все поступки окружающих будем оценивать одинаково бесстрастно, то мы просто сотрем нравственные ориентиры, потеряем различие между добром и злом. Есть деяния, есть умонастроения, которые подлежат осуждению. И даже такие есть, которые не подлежат оправданию.

Правильный баланс находится где-то примерно около той «формулы смирения», что мы привели выше: не в том, чтобы думать о себе хуже, но чтобы думать о себе меньше. Аналогично и тут: борьба с осуждением не в том, чтобы оправдывать зло или быть равнодушным к греху, а в том, что поменьше обращать внимания на чужие грехи.

Если же человек не может «сменить пластинку» относительно чужих грехов, а так и мечется в замкнутом круге от осуждения других - к осуждению себя за их осуждение, то это бесплодное и бесперспективное метание. Вообще, зацикливать мысли и гонять их по кругу из одного-двух предметов – это штука опасная. Как минимум, это первое приближение к диагнозу. Мыслям здорового человека естественно двигаться широко, охватывая разные предметы. И сами предметы большей частью должны быть позитивными, созидательными. Ни свои грехи, ни чужие в эту категорию точно не включаются.

И, конечно, ужасным лицемерием и двоедушием веет от человека, который кается в том, что осудил пьяного соседа, издевающегося над всей семьей и всем подъездом, и при этом совершенно неспособного пересмотреть свое осуждение соседу-баптисту, которого сознательно исключил из числа христиан и наследников Царствия Божия. Хорошо бы, если наша борьба против греха осуждения началась вот с этого пункта. Для начала не нужно всех христиан, которые не ходят в нашу церковь, вычеркивать из книги вечной жизни. Не стоит восхищать для начала последний и самый решительный суд Божий. Если мы откажемся от осуждения такого максимального калибра, то нам проще будет справиться и с осуждением ближних по всяким мелочам.

Молитва

Важнейшую часть духовной жизни, а также важнейший предмет святоотеческих наставлений составляет молитва. Вновь повторим: классику здесь прочитать нужно и попробовать молиться так, как там написано, нужно.

Постараемся ответить на вопрос: что делать, если у мирянина это не получается?

Первое, что нужно понять, это адресация отеческих наставлений. Они рождены в монашеской среде и обращены к монашеской среде. Особенности монашеской жизни все-таки очень серьезны. Общаясь с этими людьми, рано или поздно понимаешь, что мы на них в чем-то важном не похожи, у них какой-то совершенно особый путь, не подходящий для мирян.

Миряне, в отличие от монахов, люди семейные и социальные. В их жизни характерна постоянная цепочка принятия личных ответственных решений. В какой-то мере мирянин тоже живет в системе послушания (семья, работа), но совершенно не в такой, как живет монах. Должно ли это сказаться на молитвенном делании человека? Опыт показывает, что должно.

Первая и важнейшая жалоба православного человека на свою молитвенную жизнь – это исчезающее внимание в молитве. Рассеянность и холодность, рожденные привычностью молитвенного правила. И при этом почти все боятся в этом правиле что-то поменять. Боятся нарушить закон, который нести сами же не в силах. Это вызывает озабоченность и дискомфорт. Человек на молитве превращается в попугая, устает быть таким попугаем, понимает, что это неправильно и Богу не нужна молитва попугая, - но ничего не может изменить.

Всегда предлагаю здесь достаточно радикальное, но при этом вполне святоотеческое решение. Кто читал св. Игнатия (Брянчанинова), встречал эту формулу не раз:

Келья устава не имать.

В своем домашнем правиле, собственно, правила нет. Не ты для правила, а правило для тебя. Молитвенник – твой помощник, а не господин-наездник. Он делится с тобою молитвами святых предшественников, но он тебе ничего не навязывает. Он обучает молиться, но не принуждает к какому-то полицейскому порядку в молитве.

Вот все это осознать и согласиться с этим - означает сделать первый и важный шаг вперед.

В классике отцы призывают нас быть в своей молитве, прежде всего, внимательными. Мы должны понимать, что мы говорим Богу. Слышать самих себя, слова своей молитвы, - и этим отличаться от попугая.

Кстати, говорящие попугайчики выучивают и молитвы. Я сам видал одного такого. Он знал молитву Трисвятого, но почти всякий раз ленился договорить ее до конца, ограничиваясь лишь словами: Святый Боже, Святый Крепкий. И все. Вообще, это полезная штука: посмотреть на молящегося попугая. Хорошо подумать, что попугай тоже молится, то ли по-своему, то ли по-нашему. Посмотреть, подумать, чтобы никогда ему не подражать.

Лучший способ быть внимательным в молитве – это иметь молитвенные тексты всякий раз разными, чтобы слово молитвы было для нас свежим и, так сказать, информативным. Тогда к нему лучше приковывается внимание.

И вот, в этом отношении мы должны быть свободными. Легко и часто менять свое утреннее и вечернее молитвенное правило.

Прежде всего, можно сообразить, что не всем и не всегда удобно молиться «на койку»: перед тем, как в нее рухнуть, и как только из нее выбрался, продравши глаза. Почему-то молитвенник внушил нам, что обязательны для нас молитвы утренние (прежде всякого иного дела, как там указано) и на сон грядущим. А кто собственно, установил на все века и для всех людей только такой порядок? Можно сменить место и время молитвы на более удобные для вас. И это даже нужно сделать, если таким образом ваше внимание в молитве усилится. Более того, день от дня вы можете молиться в разное время, в зависимости от своего трудового расписания. Принимайте самостоятельно все такие решения о месте, о времени, объеме и содержании молитвы, имея в виду главную цель – сосредоточенность. Вы не в монастыре – привязка ко времени вам не нужна.

Что же касается содержания молитв, то у нас здесь имеется огромный и практически не используемый резерв – это наши богослужебные тексты. Не какая-то недавняя выдумка, не новодел, а самая настоящая святоотеческая классика – только литургическая. Кто внушил нам, что молитвенное правило мирянина ограниченно утренними и вечерними молитвами монахов? Откуда этот наш общий предрассудок? Непонятно.

Кто жалуется мне на рассеяние в молитве, сразу получает в ответ наставление: приобрести и начать ежедневно использовать богослужебные книги. Прежде всего, Часослов и Псалтирь.

В Часослове приводится суточный цикл богослужения. Молитвы на разное время суток. Известно, что еще в IV веке св. Василий Великий заложил эти основы молитвенных правил на всякое время. Так возник наш Часослов.

Поэтому он и помогает нам в любое время суток. Внимательный монах, которому некуда спешить, пусть читает все, от полуношницы до повечерия целиком. А мы прочтем в зависимости от свободного времени. Полуношницу на ночном дежурстве. Утреню поутру, если время выдастся, в течение дня – часы от первого до девятого, в начале вечера – вечерню, на ночь повечерие. Часослов тут служит основой и на первое время его с Псалтирью будет достаточно.

Кто хорошо освоил Часослов, кто уже не чувствует себя новичком и на клиросе, пусть достанет Октоих и Триоди, Постную и Цветную. Там он получает каноны и стихиры - основу богослужения каждого конкретного дня. Каждый день это разное молитвенное правило. По сути, это уже все, что только можно подарить молящемуся ради концентрирования его молитвенного внимания. На этом внешние пособия к стяжанию внимания кончаются, остается только внутреннее напряжение самого христианина.

Вообще, меня сильно удручает следующее глубокое противоречие. С одной стороны, освоив наше православное богослужение и имея возможность сравнить его с аналогичными опытами других конфессий, со всей ответственностью заявляю, что православное богослужение в плане содержания, глубины и красоты литургического слова, безусловно, превосходит все, что мне известно. (Музыкальную составляющую оценивать здесь не берусь). Именно наше богослужение я считаю главным и неоспоримым преимуществом православия. Но с другой стороны, наше богослужение в наименьшей возможной степени известно молящемуся православному народу, который давно привык ничего в нем не знать и не понимать, кроме какого-то общего порядка непонятных песнопений. При этом эти агрессивно невежественные в православном богослужении люди с глубочайшей гордостью считают свое православие единственно истинной и спасительной Церковью, той самой, которую основал Христос – и хвалятся перед инославными богатством церковного предания. Не знаю, смеяться тут или плакать, когда такое велеречие слышишь от человека, ни разу самостоятельно не открывавшего Октоих и не знающего на память даже воскресных тропарей гласа. Чем он сам отличается от жестко критикуемого им протестанта?

Помню, как еще на заре своей христианской юности читал (в «тамиздате») воспоминания будущего архимандрита Киприана (Керна) о будничном православном богослужении, со многими цитатами. Восторг автора мне был тогда уже ясен и близок и навсегда сохранился в сердце. Десятки лет прошли - и я вновь повторил бы от своего лица все, сказанное тогда знаменитым автором Русского Зарубежья. За тридцать лет постоянного прочтения Октоих и Триодь не надоели мне нисколько, как и Псалтирь. Считаю огромным пробелом и огромным неуважением к святым отцам песнописцам то, что их наследие не вызывает интереса у современных православных мирян. Хотя при этом Октоих мог бы быть в каждом православном доме, достать его несложно и недорого.

А после этого еще смеют жаловаться на рассеянность в молитве! Надоел, мол, коротенький молитвенник. Спрашивается: кто же виноват, что вы сами себя подмяли и запихнули в самые узкие и самые жесткие рамки самодельного и неисполняемого правила? Развяжите себя сами и примите наследие своей же Церкви! Лучшее наследие, веками проверенное, принятое во всем православном мире, вошедшее в церковный устав, а не вчера придуманное непонятно кем.

Нет же, вместо этого от скуки долбят акафисты разным святым. Замена, сразу скажем, плохая, очень плохая. Еще до нас подмечено, что акафист молитвой не является и в качестве таковой использоваться не должен бы. Кроме того, сама его подражательная, вычурная форма не дает возможности вложить в него молитвенное слово.

На самом деле, существует на свете только один акафист – первый, уставный, обращенный к Богородице. Читается он в церкви всего лишь один раз в год, в качестве особого благодарственного приношения ко Пресвятой Деве за спасение Царьграда. Его поэтическая красота и совершенство достигают недостижимого. Поэтому все последующие ему подражания явно проигрывают. Не исключая и акафиста Иисусу сладчайшему. Но одно дело ежегодное благодарственное воспоминание, и совсем другое – будничное молитвенное правило мирянина. Акафист в нем – это литургическое дурновкусие, последствие нашего общего незнания своего церковного богослужения и молитвенной традиции православной классики.

А в этой классике не только целые века не было никаких акафистов, кроме Первого, но и никогда не использовались никакие молитвы, обращенные не к Богу. Даже когда каноны святым начали добавляться на утрени, они носили характер скорее воспоминания, чем молитвенного призывания. В кратких же и постоянных молитвенных призываниях древние монахи ни к кому, кроме Бога, не обращались. Все эти богородичные молитвенные правила, пяточисленные молитвы и акафисты святым – это весьма поздние новшества, пришедшие от общей литургической безграмотности и от нежелания молиться по уставным богослужебным книгам.

Итак, если вы все-таки решитесь воспользоваться богослужебными книгами, то получите здесь немалый простор и во времени совершения молитвы, и в ее объеме, и в содержании. Помните: Павел ли или Аполлос – все ваше, вы же Христовы (1 Кор. 3, 22) . Вы должны быть Христовы – это главное. Тогда, при этом условии, все ваше, не только Павел и Аполлос, но и Октоихи, и богослужебные уставы. Только не ленитесь обращаться к Господу.

Самое простое здесь – читать часы поближе ко времени суток. Поутру – первый и третий, в обед шестой, потом – девятый. Хорошо бы выучить их наизусть, и тогда молитва в продолжение дня всегда с вами. Если у вас есть возможность и желание читать вечерню и утреню – Бог в помощь, беритесь за них в том объеме, какой позволит вам наличие книг. Кто-то от утрени одолеет шестопсалмие, хвалитные псалмы и славословие. Хорошо. Кто-то прибавит и кафизмы, и канон, пусть в сокращенном виде – еще лучше. Не нужно бояться включать сюда и ектении, и молитвы, так называемые тайные. Никакие они не тайные. В вечерне в день пятидесятницы часть из них читается вслух. Выведены они в эту «тайну», в тихое чтение священником, просто по лености духовенства, а до этого они были молитвами всей церкви.

Короче, келья устава не имать; и сама молитва по богослужебным книгам принесет разнообразие и внимание в вашу молитвенную жизнь.

Псалмопение и молитва

Впрочем, внимательные читатели классики нас поправят. Отцы-аскеты с древности различали псалмопение и молитву, как два разных делания, которые не заменяют друг друга. И богослужебные тексты они отнесли бы к псалмопению, а не к молитве. К молитве же аскеты относят только личную краткую молитву, как правило, молитву Иисусову.

Хорошо. Принимаем эту поправку. Но все остается в силе: сначала обучаемся псалмопению. Это тоже вполне соответствует наставлениям отцов. Если человек внимательно прочитал часы и канон Октоиха, то вряд ли кто рискнет заявить, что он совсем не молился. Молитвенных обращений к Богу там много. Прочти внимательно – и плод молитвы будет и от псалмопения.

Что же касается молитвы краткой, то для мирян тут все не так легко, и очень индивидуально. У кого такая молитва идет, кто совершает ее под внимательным руководством, к тому я не дерзаю приставать со своими советами, но подозреваю, что такой человек, как минимум, «одной ногой» уже монах.

Гораздо чаще бывает иное. Миряне пробуют эту краткую молитву по четкам, и напарываются на те трудности и опасности, что раскрыты в той же аскетической классике. Некоторые «загораются» от этой молитвы, чувствуют этакий полет и воспламенение духа. Прочитав об этом у св. Игнатия, начинают опасаться – и вполне справедливо. Большинство же тяготятся мусолить узелки, потому что внимание очень быстро уходит и теряется, остается просто психологическое успокоение через мелкую моторику. Аналогичный эффект дало бы перебирание в пальцах карандаша или кусочка меха.

Краткая молитва легко вырождается в мантру или в медитацию. В условиях недостаточного внимания к себе, при отсутствии постоянного руководителя-монаха это опасно. Исходя из этого опыта, я бы посоветовал не гнаться за количеством кратких молитв, а возносить их немного – пока есть внимание и понимание.

Молитва, вообще-то напомним, это разговор с Богом. И тем для разговора несколько. Большинство из них краткой молитвой не охватываются, но зато охватываются вполне нашим богослужением. Вот эти важнейшие темы:

- хваление,

- благодарение,

- покаяние,

- прошение (не только за себя),

- и последнее, что часто забывают, - это принятие.

Принятие заключено в Господней молитве: да будет воля Твоя. Этот мотив молитвы должен стать печатью всех наших прошений. Просить-то мы просим, но все завершаем принятием всеблагой и суверенной воли Божией. Так вот, суть в том, что краткая молитва всех этих обязательных молитвенных тем не выражает. И человек все равно пытается под краткое слово «подсунуть» свой мысленный подтекст. Или не пытается, довольствуясь прямым содержанием. Но если вы просто читаете Иисусову молитву, даже со вниманием, она все равно не сможет вместить ту необходимую совокупность молитвенных мотивов в их взаимном балансе, каковая в молитве необходима.

Что в итоге получится при упорном следовании краткой молитве?

Не смейтесь, но получается прямой аналог пятидесятнической молитве на языках. Дух загорается, дух вроде молится, а разум при этом совершенно отключается от произносимых слов. Дух молится без слов. Зная отзывы тех и других молитвенных деятелей, провожу это сопоставление совершенно сознательно и ответственно.

Да, такое случается, что дух человека сильно опережает в молитве его же разум и на какое-то время не нуждается в словах. В «малых дозах» это не страшно. Если это случается изредка и непроизвольно, - это неплохо. Кто этого не боится, кто считает допустимым это состояние культивировать и вызывать его по своему желанию, - даже прочитав отцов-аскетов о прелести, - пожалуйста, ваше дело. Я бы этого не советовал. Лучше послушаться псалмопевца, призывающего петь Богу разумно, то есть слыша и понимая самого себя. А заодно и сбалансировано. По образу молитвы Господней:

- да святится имя Твое – хвала.

- да придет Царствие Твое – участие во всем космическом деле Бога.

- хлеб наш насущный… и далее, - прошения, причем без лишней конкретики.

- да будет воля Твоя – принятие.

Совершенно разные и почти все основные мотивации молитвы тут есть. Вложить их все в какую-то одну строчку не получится.

В итоге краткая молитва обретает настолько много трудностей и опасностей, что поневоле задумаешься о ее целесообразности для мирян. Хотя и то правда, что мы не прикованы железной цепью к краткой молитве в форме Иисусовой. А почему бы и не так, например, помолиться: слава Тебе, Господи, слава Тебе? Или: благодарю Тебя, Господи, за сей день. Или: аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже. Можно от одной краткой молитвы перейти к другой, когда сам видишь, что тему молитвы пора поменять.

Молитвенная обстановка

Впрочем, тут мы невольно подобрались к той обстановке, в которой совершается молитва. Классический монах не руководит трудовым коллективом, никуда особенно не спешит, кормится рукоделием, а под ним в классике понимается монотонная ручная работа.

Ручная и монотонная. Не требующая особой смекалки по ходу процесса. Это крайне важно. Потому что именно под такую работу монах творит краткую молитву.

Один инок пересказывал как-то опыт старшего собрата, бывшего каменщиком в заключении, этаким Иваном Денисовичем. Тот мог молиться прямо в ритме кладки.

- Господи Иисусе Христе… - кидает кельмой раствор.

- …Сыне Божий… - кладет кирпич.

- … помилуй мя грешного, - пристукивает рукояткой кельмы сверху по кирпичу.

Кирпичи стали монаху четками.

Определенное искусство требуется и здесь. Но обратим еще раз внимание: такое возможно только при монотонной работе. Например, на конвейере. А если я сам должен все измерить, продумать, рассчитать, и устранять по ходу всякие возникающие проблемы, тем более – командовать какими-то подчиненными или помощниками, то краткая молитва под такую работу не пойдет. А ведь таких работ большинство. Монотонных работ никто не любит, и кроме того, они успешно вытесняются механизмами и автоматами.

Однако помимо работы у нас случаются промежутки праздного времени, когда ум наш освобождается и может по идее, точнее по нашей воле, быть обращенным к Господу. Например, это наше пребывание на природе и в дороге.

Для меня леса, поля, реки и горы – это самые лучшие иконы Творца. Нигде так не тянет вознести ко Господу глас свой, как именно здесь. Это время у нас редко и драгоценно. Надо стремиться его не пропускать, не губить в праздных беседах, в слушании музыки. У природы музыка своя. На природе мы непосредственно предстоим Творцу и полностью свободны в формах своего обращения к Богу. Этим нужно пользоваться в максимально возможной мере.

Те, кто ощутил для себя усиление и улучшение в молитве на природе и в дороге, любят дальние крестные ходы. Любители этого дела есть, хотя их и не слишком много. Крестный ход отличается от простого турпохода только одним: коллективным и непрерывным возношением краткой молитвы (обычно Иисусовой) в ритме шага. Трудно описать, почему оно так, это нужно попробовать самому, но вполне отчетливо можно констатировать, что это очень хороший вид молитвы, приносящий какой-то необыкновенный плод душе. Если, конечно, напрягать внимание к молитве, не отвлекаться на пустую болтовню, на ненужные и пустые впечатления и заботы. Отбивать шаги под пение Иисусовой молитвы. Занятие достойное и полезное, тем более что для этого занятия у нас не так часто выдается время.

Впрочем, такой крестный ход каждый может устроить для себя самого в единственном числе, если выпадает нужда совершать пешие переходы. Например, по лесной тропинке, на которой есть риск встретить таких животных, свидание с которыми вряд ли вас обрадует. Даже если вы вооружены. Вот и пойте громко Иисусову молитву, оденьте какую-нибудь яркую, заметную одежду. Периодически посвистывайте в свисток. Обычно звери понимают это правильно и не выходят вам на дорогу.

Мотивация к молитве

Еще один важный вопрос, который постоянно возникает у любого духовника, это когда люди жалуются на угасание всякого интереса к молитве. Причиною тому, конечно, служили скука и однообразие, когда кроме утренних и вечерних молитв долгое время ничего не использовали, а богослужение по его содержанию и смыслу слов просто игнорировали, не знали и знать не хотели. Ну вот, приехали к точке, когда молиться просто лень и вроде даже незачем.

Да, мы выше разобрали несколько хороших и действенных способов к тому, как молитву оживить. Это и пользование богослужебными книгами, и снятие оков правила, и осознание тех смысловых составляющих, молитвенных тем, которые перечислили выше. Но человеку требуется еще какой-то толчок, чтобы всем этим заняться, чтобы сделать в этом направлении хотя бы первый шаг.

В качестве такого шага я обычно предлагаю притчу о подсолнухе. Дело в том, что это интересное растение, постоянно вращающее свою круглую головушку, прекрасно чувствует, где именно, за любыми тучами и под любым дождиком, находится солнце, - и равняется на него. Подсолнух повернут всегда и всегда в нужном направлении. Он так создан. Он не обижается, если солнышко спряталось за тучами, он не спрашивает, сколько оно там еще пребудет, и когда оно вылезет наружу. Он держит свое равнение. Не может по-другому. Потому что он так создан.

Человеческая душа – это такой же Божий подсолнух. Это инструмент прославления Бога. Направление человеческой души установлено, хотя и дана здесь нам свобода самоопределения. Но магистральный путь задан, раз навсегда, задан верно и полезно для самого человека. Что ни происходило бы с нами, мы остаемся частью Божьего создания. И наша обращенность к Нему не обусловлена ничем вообще, кроме самого факта нашего сотворения. Молиться нам должно быть таким же естественным делом, как подсолнуху поворачиваться, а поплавку всплывать. Если с этой мыслью согласиться и усвоить ее, то и желание молиться будет посещать нас чаще, и само содержание молитвы станет выше. Ибо Бог перестанет нами восприниматься в качестве периодически вызываемой золотой рыбки, но станет для нас Господом, которому мы, вообще-то, обязаны всем.

Далее во Христе Иисусе, когда мы принимаем Его искупление, принесенное нам, тогда и Бога мы начинаем воспринимать, как Отца. Тогда «подсолнуховая мотивация» уже заменяется на нечто лучшее, но, тем не менее, не исчезает совсем.

Позитивный плод молитвы

При правильной постановке молитвенной мотивации мы ощутим и плод молитвы правильно. Вкратце сказать: это душевный мир и приращение жизненной мотивации вообще. Молитва всякий раз призвана помочь нам изменить нашу жизнь к лучшему. Нам должно стать хоть немного легче, а нам самим должно стать бодрее и деятельнее к исполнению евангельских заповедей. Если молитва не приносит человеку жизненного позитива, значит, одно из двух: или она совершается неправильно, или у нас в жизни исключительная, форс-мажорная темная полоса, которая все-таки пройдет.

При этом я полностью разделяю все предостережения св. отцов об опасности прелести. Молитва (тоже за редким исключением) не должна разгорячать кровь, наполнять молящегося какими-то духовными восторгами, тем более видениями. Опасно воображать себя в состоянии особой близости к Богу. Все это так. Мне нет нужды переписывать на свои странички пару томов одного только св. Игнатия на эту тему, с ним я здесь полностью солидарен.

Просто позитивный настрой молитвы от прелестного, кровяного и воспаленного, следует отличать. Приведу поясняющий пример.

Педагогически опасно говорить ребенку: «ты у меня самый лучший». Но полезно и даже необходимо напоминать ему: «папа с мамой тебя любят, даже если ругают». Молитва от прелести аналогична первому из приведенных двух ощущений. Молитва благоплодная должна подарить человеку второй настрой. Я не лучший, я не особо близок к Богу, я не прорвался в центр Божьего внимания, я примерно таков же в этом отношении, как и все другие. Это так, но сейчас важнее то, что Божией милости хватило и на меня тоже. И вот это важно, чтобы легкое, чуть заметное такое ощущение у нас было.

Как сытость после обеда. Сытость, не тяжкая, не воспаленная обжорством. Простая, почти незаметная, но все-таки сытость.

Как добрая усталость после физического труда.

Как удовольствие от завершения нужного дела. Не потому, что я вот такой умный и ловкий его сделал, а просто потому что сделать было нужно – и вот оно, наконец, завершено.

Подсолнух посмотрел на солнышко, поговорил с ним – и зарядился. Приточным языком выражаясь.

И все это обязательно будет, если молитва была искренней.

Попугайская молитва плоха тем, что этой-то искренности в ней нет. Человек весьма равнодушен к бубнению зазубренных слов. А слова имели значение, они требуют, чтобы их понимали и с ними были согласны – как минимум. Когда же эти слова отстреливаются пулеметом через зубы, то это и лишает их искренности.

Поэтому и молиться нужно лишь теми молитвами, которые слышишь, понимаешь и разделяешь. Причем в балансе из пяти приведенных выше тем молитвы на первый план все больше выходят благодарение и хвала (с памятованием, впрочем, молитвы фарисея, чтобы не благодарить, как это делал он), и меньшую долю занимают прошения. А эти прошения мы сами всегда должны визировать и припечатывать строкой принятия: да будет воля Твоя.

Молящийся так примиряется с реальностью. Реальность начинается с Самого Бога. И продолжается в том, что Он сотворил и поставил на нашей жизненной дороге. Обретаем мир с Богом, принимаем то, что Он посылает, - значит, мы в позитиве. Значит, наша психика подстраховалась. Вокруг нас может быть буря, но мы сами в порядке.

Когда этой примиренности нет, когда жизнь протекает в негативе, когда мы недовольны, когда сердце наше кричит Богу: да будет воля моя! – можно твердо сказать, что мы постепенно (а может, и быстро) движемся в известное учреждение за известной справкой. Нас не спасет при этом то обстоятельство, что мы не считаем себя наполеонами, а наша самооценка может быть и занижена. Можно искренне считать себя грешником и мерзавцем, но при этом быть недовольным Богом и всем, что от Него послано. Негатив есть негатив. Душу он успешно разрушает независимо от нашей самооценки.

Молитва своими словами и мыслями

Позитивную молитву нужно практиковать и своими собственными словами и мыслями. В общем нашем дневном псалмопении и молитве должно найтись немножко места и для двух слов от себя лично к Отцу Небесному. Это может быть и прошение за ближних, - легче всего начать молитву своими словами именно с этой темы. Но потом и остальные молитвенные темы: хвала, благодарность, покаяние и печать принятия (обязательно!) должны постепенно войти в наши самостоятельные взывания к Богу. Эта молитва может быть достаточно краткой. Если свои слова быстро исчерпались, не нужно их из себя вымучивать. Можно перейти к молитве церковной или к краткой молитве (Иисусовой). Все должно быть естественно и просто.

И все-таки молитва своими словами никогда не должна нами оставляться совсем. Хотя бы понемножку, она должна присутствовать, словно соль придавая вкус прочему нашему молитвенному деланию.

Подводя итог о молитве, скажем, что любому из нас нужно полюбить молитвенное делание. Полюбить что-либо можно только из состояния свободы. К этой свободе мы здесь и осмотрели разные практические шаги. Важно, чтобы псалмопение и молитва совершались нами с удовольствием, чтобы мы ощущали в них потребность. Тогда и в других аскетических сторонах нашей жизни прибавится того же самого необходимого позитива.

скачать книгу полностью