Несколько лет назад у меня была беседа с московскими кадетами (морские кадетские классы Цесаревича-мученика Алексия Николаевича) по поводу просмотра ими старого американского фильма (1962г) «Триста спартанцев». Фильм этот мне довелось смотреть еще в школьные годы, лет сорок назад, и он тогда произвел на нас с одноклассниками большое впечатление. Он был поставлен на основе реальных исторических фактов и в нем удачно  были выделены основные черты того подвига, которым вдохновлялись истинные патриоты разных эпох.

Подвиг спартанцев царя Леонида, запечатленный первоначально «отцем истории» Геродотом, вошел в мировую историю на века, как образец патриотизма воинской доблести и самопожертвования. На примерах гражданских добродетелей и подвигов героев древней Греции и Рима, входивших в учебные программы наших гимназий и кадетских корпусов, воспитывалась и наша русская дореволюционная молодежь. Эта патриотическая молодежь, юноши идеалисты, как известно, составила основу первых белых добровольческих отрядов. Для правильного понимания мотивов их поведения полезно разсмотреть и те исторические примеры, на которых они были воспитаны. И здесь пример спартанцев царя Леонида оказывается полезным. Под красными плащами спартанцев можно увидеть белую идею.

1 Религиозное осмысление воинского служения.

Спартанцы были лучшими воинами античного мира, чему способствовала система воинского воспитания древней Спарты, весь ее общественный уклад. Все мальчики Лакедемона с раннего детства готовились к воинскому служению, и все мужчины постоянно тренировались в военных лагерях. Спартанцам удалось воспитать удивительно стойкого и умелого отдельного солдата и создать наиболее боеспособную по тем временам армию. Но при этом часто забывают о религиозной основе этого воинского служения. Древние спартанцы в этом отношении не были похожи ни на ландскнехтов Нового времени, ни на проф. наемников современности, готовых за приличные деньги воевать за кого угодно и против кого угодно. Для них военное дело не было выгодным ремеслом, а особой формой религиозного служения. По свидетельству древнегреческих историков (Ксенофонта, Фукитида, Плутарха и др.) Спарта вообще была наиболее религиозным государством среди прочих полисов Греции. Здесь усерднее, чем в других местах справлялись праздники в честь богов и, в целом, выше языческого эллинизма, но важной представляется сама религиозная потребность людей, неудовлетворявшихся одним земным и материальным, - пусть эта потребность и выражалась неправильно. Здесь уместно сравнить Спарту с ее антиподом-соперником  торгово-промышленными Афинами, где руководились расчетами экономики и политики, строили земное будущее, жили радостями и удовольствиями настоящей жизни. В Спарте с ее отсталой экономикой, патриархальным общественным строем, жили традицией, хранили предания старины, много думали о загробной жизни и готовились к смерти.

Все знают знаменитый спартанский девиз: «со щитом или на щите». На щите приносили убитых в бою, со щитом возвращались победители. Бежавшие с поля боя, прежде всего, бросали тяжелый щит, мешавший бегству. Поэтому тот, кто вернулся без щита, разсматривался, как беглец и трус. Наиболее уважаемой в Спарте была именно доблестная смерть на поле брани. Победа непостоянна, она даруется свыше и не может быть всегдашним уделом даже наилучшего воина. А славная смерть венчает его жизненный путь. Напр., знаменитый спартанский царь Агасилай II, участник десятков тяжелых боев и одержавший много побед, доживший до восьмидесяти лет, но умерший  своей смертью, разсматривался как лишившийся главного отличия спартанца. Спартанец жил для славной смерти, а не для удовольствий этой жизни, - Потому он и был лучшим воином своей эпохи, а не только потому, что он много занимался боевым искусством. Религиозная установка шла впереди собственно боевой подготовки.  И именно эта религиозная установка позволяла спартанцу терпеливо нести тяготы «спартанского воспитания» и образа жизни, обрекавшего его на многие лишения и прямые мучения с раннего детства. Этот образ жизни невозможно было бы выносить целому народу в течении нескольких веков, если бы за ним не стояла религиозная цель выше настоящей жизни.

В греческой цивилизации, жившей преимущественно интересами земной жизни, спартанское милитаризованное общество с тоталитарными законами Ликурга представляло исключение. Конечно, этот пафос смерти и войны не может быть взят христианином за образец целиком. Но в нем была и важная идея воинской жертвы, неиспользованная в последствии христианскими авторами.

2. Идея воинской жертвы.

Царь Леонид со своим маленьким отрядом оправился на войну  без надежды на победу. Оракул предсказал ему, что или должен погибнуть царь Спарты, или погибнет сама Спарта. Для спасения своей родины царь Леонид добровольно идет на смерть. Эта смерть в безнадежном, хоты и славном бою, является воинской жертвой, приносимой за «кого-то», а не «кому-то». Она приносится не противнику и не кому-то из недовольных олимпийских богов – для их «умиротворения». Она приносится за свою родину и за свой народ. Кто-то из лучших людей должен умереть, чтобы остальные остались живы. В этом значении воинской жертвы заключалась высокое достоинство смерти спартанца, ее религиозное измерение.

Греческие Отцы Церкви, размышляя о спасительном значении смерти Христа, приводили сравнение с воинским поединком. Христос при этом сравнивался с воином, который сражается с врагом человечества – диаволом и приносит себя в воинскую жертву для избавления человечества от власти  диавола. Сам этот образ, конечно, не исчерпывает всего домостроительства нашего спасения во Христе, но позволяет проиллюстрировать одну важную сторону. Христос приносит Себя в жертву не врагу диаволу, не кому-то; а за «кого-то – за спасаемых Им людей. И этот образ воинской жертвы был знаком любому греку по примерам родной истории, и наиболее по примеру спартанцев царя Леонида.

И русские белые добровольцы вдохновлялись этим образом воинской жертвы. Мысль о том, что для спасения родины нужна жертва, - а в жертву приносят себя лучшие, а не худшие люди,- была присуща тем, кто оправлялся на борьбу без особой надежды на победу.

3. Слагаемые патриотизма.

Спартанцы царя Леонида защищали от нашествия персов свою родину. Их большая родина – Греция, состояла из 70 полисов – самостоятельных городов-государств, политически независимых и объединяемых в религиозный Дельфийский союз (вокруг храма Аполлона в Дельфах). Основой греческого единства было религиозное единство, общая религия и святыни. Поэтому и спартанцы, как религиозный народ, защищали, прежде всего, свои национальные святыни, храмы, могилы предков. Все это не имеет материального выражения, денежного эквивалента, и потому не может быть предметом торговли. Национальная война тогда и начинается, когда враг посягает на святое, на душу народа, а не только на его политическую независимость но и материальное благосостояние.

Малой родиной спартанцев была область Лакедемон со столицей-городом  Спартой. В понятие малой родины входит и ее ячейка-семья и род-предки и родственники, и родовые предания и традиции. Свою семью и своих родных любой нормальный человек защищает до конца.

Нашествие персов угрожало семьям греков мучительным и постыдным рабством. Рабом в античном мире был не только невольник на плантациях или в  рудниках, но и надзиратель, и управляющий.  Сами вельможи и сатрапы персидского царя также были его рабами. Раб не просто не имел никаких прав, он не имел ни своих убеждений, ни моральных устоев, - и потому не был вполне человеком. Раб был вещью, инструментом в чужих руках, без своей воли и личного достоинства. Для свободного человека, сознательной созревшей личности, превратиться в раба всегда было хуже смерти. Потому свобода личности, свобода совести и убеждений, свобода самоопределения в разные эпохи защищались разными людьми от посягательств на них не менее горячо, чем свобода своей родины.

Русское белое движение столько же защищало родину, сколько и свободу человека от нового большевицкого тоталитарного рабства, и всегда подчеркивало эту связь родины и свободы. В частности, приходит на память савинковский «Союз защиты родины и свободы», поднявший в июле 1918г. Ряд анти-большевицких восстаний, в том числе знаменитое Ярославское восстание.

Греко-персидские войны (Vв. До Р.Х.) потому и получили такой накал, что были не просто войнами греков за политическую независимость, но и войнами свободных граждан, не желавших становиться рабами персидского царя. Греческое войско, составленное из свободных граждан, защищавших свою родину и свободу, показало моральное превосходство над персидским войском, численно превосходящим, но составленным большей частью из мобилизованных покоренных народов, т.е. по сути – из вооруженных рабов.

Царь Леонид защищал не только свою малую родину – Спарту, но и большую родину – Грецию. Он был одним из немногих спартанцев, сумевших возвыситься над областным патриотизмом и понять общенациональные интересы. Спартанский совет геронтов не разрешил царю Леониду идти на север для защиты Средней Греции, решив ограничиться защитой полуострова Пелопоннес, заняв позицию по Коринфскому перешейку. Позиция в Фернопильском проходе, выбранная царем Леонидом, позволяла защищать именно Среднюю Грецию, т.е. Беотию (Фивы) и Аттику (Афины), - исторических соперников Спарты. Царь Леонид смог подняться над историческими раздорами греков до идеи национального единства и защиты общих интересов. В этом он обрел союзника в лице афинского стратега Фенистокла, который тоже ради национального единства уступил командование объединенным флотом Спарте. Фенистокл смотрел на эту войну еще глубже и видел в ней защиту общегреческой цивилизации от нападения азиатского варварства.

И русское белое движение вдохновлялось идеей национальных русских интересов и общенационального единства – в противовес интернациональной демагогии большевиков и разжиганию ими  междоусобной классовой борьбы. Мыслители белого дела отмечали  защиту белыми русской христианской цивилизации от нашествия богоборческого варварства.

4. Царь-воин и царь-деспот.

Спартанский царь Леонид действовал в истории в противоборстве с персидским царем Ксерксом. Они олицетворяют собою два типа монархов: царя-воина царя-деспота. Строго говоря, с точки зрения монархической государственности любой спартанский царь не являлся настоящим монархом-носителем верховной власти. Он был ограничен, во-первых, наличием соправителя – второго царя, во-вторых, советом геронтов (старейшин), в-третьих, советом эфоров (жрецов). Полноту власти он имел только в походе над своим войском. Его власть реально определялась в большой мере его личным достоинством и авторитетом. Он должен был сражаться в первом ряду фаланги, подавая пример личного мужества. В случае поражения, он обязан был показать пример доблестной смерти. У спартанского царя было мало прав и  тяжелая обязанность – быть первой воинской жертвой. Отношения его с подчиненными были в значительной степени «первого среди равных»: первого среди свободных граждан Спарты и первого среди боевых товарищей, воспитанных с ним в одном военном лагере, в одинаковых бытовых условиях, без всяких льгот.

Царь Ксеркс был представителем восточной деспотии, неограниченной монархии, носителем верховной власти, обожествленным при жизни. Персидский монарх носил титул «царя царей»: ему повиновались, как рабы все покоренные властители. Своей властью он мог раба сделать вельможей и сатрапом, а мог и любого сатрапа и князя лишить жизни. Восточная деспотия была неограниченна не только юридически, но не имела и моральных ограничений. В такой монархии были только господин и его рабы. Обожествление такой власти в языческой религии приводило ее носителей к надмению и богопротивной гордости, превышающей обычные человеческие масштабы. Примеры такого возвышения показали Навуходоносор вавилонский и Сеннахирим ассирийский идейные предшественники Ксеркса персидского.

Надмение царя-деспота чаще всего не подтверждалась его личными достоинствами. Царь Ксеркс был чужд не только аскетизма, но и умеренности, утопал в роскоши и пороках, был чужд доблести и мужества. Он не разделял ратных трудов со своими войсками, не говоря уже об опасностях, а наблюдал за войной, как за зрелищем. Он не ценил жизни своих воинов, бросая их в костер войны, как солому. Свои войска он соблазнял обещанием грабежа и угрожал расправой за неудачу, аппелируя к низшим инстинктам человека.

Ксеркс не пользовался доверием своих войск, которые неохотно сражались за капризного деспота. Ксерксу приходилось опасаться и своих вельмож, в любой день ожидать заговора и покушения на жизнь. У него было много рабов, но не было верных боевых друзей, как у царя Леонида. Свою смерть он нашел не на поле брани, а в своей спальне от руки заговорщиков, ненамного пережив спартанского царя. Это была не славная смерть героя, а постыдная смерть тирана.

В белом движении господствовал идеал вождя-рыцаря, главными были личные достоинства, деловые и нравственные. «Нами правит лучший» - такой девиз среди других девизов белого движения выдвинул проф. И.А.Ильин. Многие современные монархисты, критикуя белое движение за не-монархизм, к сожалению, нередко выдвигают ему неудачный антитезис в виде то «опричного царя», то «евразийского монарха» (Чингисхана?) в духе азиатской деспотии. Для русского монархиста образцом могут служить наши последние шесть Императоров, которые по своему облику были царями-рыцарями, носителями личного мужества и жертвенности, а не азиатскими деспотами. Роль азиатского «евразийского» властителя как раз играл Сталин, красный псевдо-монарх.

5. «Путник, поведай спартанцам о нашей кончине…»

В истории человечества добро и зло, героизм и подлость, подвиг и предательство всегда идут рядом. В экстремальной ситуации, когда от человека требуется сделать выбор в двоичной системе («или-или»), он бывает или героем, или шкурником. Подвиг спартанцев царя Леонида проходил на фоне массового постыдного поведения греков. Многие греческие полисы еще до похода Ксеркса признали его власть и выставили свои воинские контингенты в его походе на еще не покоренную Грецию. Персидский флот наполовину состоял из греческих кораблей с их экипажами. Из непокоренных греческих полисов большинство не прислали своих отрядов для защиты родины, предпочли выжидать, чья возьмет. Объединенный греческий отряд царя Леонида насчитывал едва пять тысяч человек против многотысячной персидской армии, а объединенный греческий флот Фемистокла в шесть раз уступал персидскому. Даже жрецы храма в Дельфах продались за персидские деньги и изрекли через оракула пророчество о бесполезности сопротивления персам.

Но и в таких совершенно безнадежных условиях подлинные герои не пали духом, а сопротивлялись. Отряд царя Леонида пять дней отражал яростные атаки персов, и нанес им огромные потери. Геродот сообщает, что после боя персы похоронили около двадцати тысяч своих убитых и только три тысячи греков. Флот Фемитокла нанес поражение персидскому флоту. Персы уже готовились к отступлению, победа была близка.

Исход Фермопильской битвы решило предательство местного люмпена, за деньги показавшего персам тропу в обход позиции греков (вот роль «маленького человека» в истории!). Обойденный с тыла, царь Леонид с остатками отряда спартанцев отказался эвакуироваться на корабли и погиб на занимаемом им рубеже. Всем известна знаменитая эпитафия на братской могиле спартанцев в Фермопилах: «Путник, весть отнеси ты гражданам Лакедемона; честно исполнив свой долг, здесь мы в могиле лежим».

Эта надпись – горький укор своим землякам-спартанцам, которые бросили своих героев и не прислали им помощи. Самым тяжелым испытанием для царя Леонида и его воинов была измена своих. Спарта по мобилизации выставляла 30-тысячную армию, которая в следующем году разгромила персов в битве при Платеях. Если бы на помощь царю Леониду, несколько дней оборонявшего Фермопилы, было прислано, хотя бы несколько тысяч спартанцев, исход этой битвы был бы иным. Но спартанская армия в бездействии стояла на Коринфском перешейке, в то время, когда ее царь погибал в Фермопилах. По старому соперничеству с Афинами совет геронтов Спарты решил не помогать афинянам отстаивать Среднюю Грецию, оставив ее персам на разграбление. Мелкая и низкая политика спартанской геронтократии обернулась предательством и общегреческого дела, и собственного  царя Леонида. Царь Леонид потому и не отступил с позиции, что хотел своей кровью смыть позор предательства со своего города, своею смертью сохранить честь Спарты перед лицеем греческого мира. Так поступают подлинные герои, которые ищут не своей личной славы, а думают о чести соей родины. Именно так поступали и герои белого движения, в обстановке всеобщей деморализации спасавшие честь России.

Эпитафия на могиле была написана после войны с персами. А сразу после Фермопильской битвы укором спартанцам была сама смерть отряда царя Леонида: «честно исполнив свой долг, здесь мы в могиле лежим. А что делали в это время вы?» И надо сказать, и спартанцы, и все честные греки услышали этот укор. В следующем году в решающей битве при Платеях именно спартанцы оказались главными  виновниками победы над персами, проявив исключительное мужество и загладив свои прежние грехи.

Здесь видна нравственная сила воинской жертвы. Самопожертвование отряда царя Леонида всколыхнуло упавших духом, пробудило равнодушных, устыдило политиканов – и сплотила всех греков в единую победоносную коалицию. То, чего не могли сделать ухищрения политиков и красноречие демагогов, сделали те, которые «честно исполнив свой долг», сошли в могилу. Именно герои Фермопил подали пример жертвенности, пробудили народную совесть и возбудили национальный подъем, принесший победу общему греческому делу.

В этом отношении сходство с белой борьбой напрашивается само собой. И наши белые герои начинали свое дело в абсолютном меньшинстве среди массового равнодушия и предательства. И их борьба закончилась внешним поражением и смертью, как и у спартанцев царя Леонида. Но принесенная ими воинская жертва, не оцененная современниками, предназначалась для будущих поколений. Ныне, в постсоветской России все более молодых людей обращается к этой теме, вдохновляется подвигом белых героев.

А упомянутые выше кадеты морских классов уже четыре года ухаживают в Донском монастыре за могилами генералов Деникина, Каппеля и проф. Ильина и каждое воскресенье стоят у могил в почетном карауле…

(скачать статью)