Известно, что Православие
основывается на Предании Церкви. Выразителями Предания являются преимущественно
святые отцы. Поэтому Православие есть вера Отцов, сохранение верности
Отцам и живого преемства с ними. Это положение всегда подчеркивалось церковными
учителями в полемике с новыми учениями, нарушавшими это преемство. Все
новшества в вероучении принято считать ересями. И тем не менее, как
свидетельствует церковная история, эта верность Отцам далеко не всегда
избавляла отдельные поместные церкви и богословские школы от вероучительных
заблуждений, вплоть до впадения в ереси и отпадения от Вселенской Церкви.
Вопрос о соотношении авторитета отдельных Отцов и выражаемых ими местных
традиций с традицией Вселенской Церкви встал в истории довольно остро уже в
эпоху христологических споров V-VI века. И отделившиеся от Вселенской Церкви
несториане и монофизиты, равно как и кафолики-халкидониты, понимали
Православие, как веру Отцов,
неизменную верность Преданию, и отвергали всякие новшества, как ересь. Начало
вероисповедных документов у всех трех партий начиналось почти одинаково:
"последуя Божественным Отцам,.. анафематствуем всякие новшества..." И
тем не менее, этот одинаковый и принципиально правильный подход не избавил тогда
Восточну. Церковь от грандиозного раскола.
Для нашего времени проблема
церковных авторитетов получила новую актуальность. После распада Русской
Зарубежной Церкви встал вопрос о ее многокомпонентной традиции, включающей в
себя и наследие дореволюционной Русской Церкви, и собственных
Отцов-основателей, и влияние со стороны других поместных церквей, особенно
греков-старостильников. Какие из этих традиций потенциально способствовали ее
распаду? Чему теперь отдать предпочтение при попытках ее восстановления?
Рассмотрим некоторые примеры из классической истории Церкви, пытаясь найти в
них ключ к разрешению проблемы.
1. Несторианство: "вера
блаженных отцов Диодора, Феодора и Нестория"
В конце XIX и в начале ХХ века были открыты новые важные
источники по истории несторианства, в том числе и произведение самого Нестория
"Книга Гераклита". Полученные результаты были обработаны разными
учеными, в т.ч. и русскими профессорами В. Болотовым и А. Спасским, а позднее
А. Карташевым и о. И. Мейендорфом и другими. Отдельно выделим работу проф.
Спасского: "Сиро-халдейские несториане и присоединение их к православной
Церкви" (С.-Пб., 2007). Из современных исследователей стоит упомянуть
работу Н. Селезнева: "Несторий и Церковь Востока" (М., 2005). Авторы
подводят к двум основным выводам. Во-первых, учение "Церкви Востока",
неточно называемой несторианством, является древней традицией консервативной
сиро-халдейской церкви, не вводившей никаких новшеств. Во-вторых, это учение
отличается от кафолического православного вероучения, которое является более
точным и глубоким раскрытием христологии, хотя и более поздним по времени.
Кратко сказать, несторианство, хотя и не есть новшество, но, тем не менее, не
есть и кафолическое православие, а все-таки ересь.
Несторианство продолжало традицию богословских
школ востока: Антиохийской и Эдесской. Сам Несторий не был изобретателем нового
учения, а только верным учеником своей Антиохийской школы, и получил
известность лишь вследствие занятия им Константинопольского патриаршего
престола (429-431 гг). Позднее "Церковь Востока" установила праздник
в честь трех "блаженных греческих учителей: Диодора Тарсского, Феодора
Мопсуэтийского и Нестория" и называла свое исповедание верой этих
блаженных отцов. Несторий в этом списке стоит последним, главное место занимают
фигуры Диодора и Феодора.
Диодор, митрополит Тарса в Киликии,
был учеником одного из столпов Никейского Собора и одновременно лидеров
Антиохийской школы – св. Евстафия. В начавшейся борьбе с арианством, он, будучи
пресвитером вместе со св. Флавианом, был соратником св. Мелетия и прославился,
как исповедник православия. Во время ссылки св. Мелетия эти два пресвитера
стояли во главе кафолической общины в Антиохии. Одновременно они возглавляли
Антиохийскую богословскую школу. Среди их учеников был и молодой Иоанн
Златоуст. Диодор написал большое количество экзегетических и
догматико-полемических сочинений. Личное благочестие его было образцом для
всех, а аскетизмом он превосходил многих пустынножителей: по свидетельству
блаженного Феодорита, "он был столь худ, что походил на скелет".
Диодор был активным членом
"новоникейской" догматической партии, возглавляемой св. Василием
Великим и св. Мелетием Антиохийским.Он состоял в дружеской переписке со св.
Василием, принимал деятельное участие в большом Антиохийском Соборе 379 г и в Константинопольском
Соборе 381 г
(2-м Вселенском). По результатам последнего Собора император Феодосий Великий
составил для разных округов список иерархов, где православие является
образцовым и общение с которыми необходимо для остальных епископов. Для Киликии
образцом православия здесь назван именно Диодор Тарсийский.
В 370-е годы у Диодора вышел
напряженный спор с Аполлинарием, епископом Лаодикийским, начавшим проповедь
нового учения в области христологии. Сильной стороной учения Аполлинария было
подчеркивание единства Христа, как предвечного Сына Божия и как явившегося во
плоти Сына Человеческого ("одного и того же"). Именно Аполлинарий
ввел знаменитую впоследствии формулу монофизитов: "единая природа
Бога-Слова воплощенная". Но при этом Аполлинарий умалял полноту
человеческой природы Спасителя, отрицал у Него наличие человеческого ума,
вместо которого якобы действовал только Божественный ум. Это искажение нарушало
сотериологический принцип: "что из человеческого существа не воспринято
Христом, то и не спасено". В полемике с Аполлинарием Диодор справедливо
защищал полноту человеческой природы во Христе. Но при этом он уклонился в
другую крайность: у него полная человеческая природа во Христе приобрела черты
отдельного субъекта. Если Аполлинарий исповедовал во Христе одну ипостась, одно
лицо и одну природу, то Диодор исповедовал не только две природы, но и две
ипостаси, хотя и соединяемые в одно лицо (просопон) единения. Диодор отвергал,
что он учит про двух сынов и двух Христов, - в чем и обвинял его Аполлинарий. И
тем не менее, лицо Христа у него явно двоилось.
Эта полемика между двумя борцами
против арианства была через полвека повторена св. Кириллом Александрийским и
Несторием, причем первый воспроизводил аргументы Аполлинария, а второй –
Диодора.
Феодор, еп. Мопсуетийский был
учеником Диодора и другом юности св. Златоуста. Он оставил после себя большое
количество экзегетических сочинений на Ветхий и Новый Завет, воспитал целую
плеяду учеников-епископов. Отличаясь при этом личным благочестием, он
пользовался большим уважением во всем диоцезе Востока. Феодор продолжал и
развивал идеи Диодора, не привнеся в них ничего принципиально нового. Несторий
был, в свою очередь, лишь верным учеником Феодора, озвучивавшим учение своего
учителя, а вовсе не самостоятельным мыслителем.
Несторий был анафематствован на 3-м
Вселенском Соборе в Ефесе (431
г), затем повторно на 4-м Вселенском Соборе в Халкидоне
(451 г).
Феодор Мопсуэтский был анафематствован по инициативе императора Юстиниана на
5-м Вселенском Соборе (553 г),
хотя значительная часть епископата, особенно западного, не соглашалась
предавать анафеме тех, кто умер в мире с Церковью, и уже предстал на суд Божий.
Диодора – отца 2-го Вселенского Собора лично предать анафеме не решились. Но он
был вычеркнут из списка отцов и все сочинения его были уничтожены.
"Церковь Востока", сохранившая верность этим своим отцам и не
принявшая "новшеств соборов в Ефесе и в Халкидоне", оторвалась от
Кафолической Церкви и существует до сих пор. В течение многих веков она активно
занималась миссионерством по всей Азии, вплоть до Индии и Китая, обратила в
христианство сотни тысяч людей из разных народов, в том числе часть
монголо-татар. Хан Сартак, сын Батыя и побратим св. Александра Невского, как и
тысячи монголов и уйгуров был "несторианином". Эта же церковь дала и
подвижников, из которых у нас известен преп. Исаак Сирин, живший в VII веке и бывший епископом Нисивийским в этой
конфессии. Все это показывает, что это общество не было вовсе оставлено Богом,
не было совсем лишено благодати. И тем не менее, в отрыве от остальной
Кафолической Церкви несторианская конфессия не могла не быть ущербной. С XIV века началось ее засыхание. В конце XIX века большая часть "Церкви
Востока" приняла унию с Римом, некоторая часть присоединилась к Русской
Церкви (Урмийская миссия в Закавказье).
2. Монофизитство: "вера
блаженных Отцов Феофила, Кирилла и Диоскора"
В отличие от несторианства,
изгнанного с V века
из пределов Византийской империи, монофизитство в течение еще двух столетий
продолжало обитать в империи ромеев, отторгнув от Кафолической Церкви целые
патриархаты и народы. Если несторианство было все же ограниченно кругом лиц,
принадлежавших к Антиохийской и Эдесской школе, то монофизитство, помимо
воспитанников Александрийской школы, охватывало и широкие народные массы,
особенно монашество. Монофизитство тоже было крайне консервативным
направлением, врагом всяких новшеств, держалось за веру своих отцов. "Вера
блаженных отцов Феофила, Кирилла и Диоскора", - вот самоназвание монофизитского
исповедания.
Первым в списке трех шел Феофил,
яркий представитель Александрийских пап-фараонов (по выражению Златоуста). В
догматическом отношении он может считаться безупречно ортодоксальным: он первым
анафематствовал на местном соборе оригенизм и вообще ревновал о чистоте учения.
Ему принадлежит несколько канонических посланий, до сих пор входящих в нашу
Книгу Правил. На 5-м Вселенском Соборе он был включен в список избранных отцов.
И в то же время как признать святым того, кто всем своим обликом являл антипод
евангельскому Пастырю. Первым это отметил современник событий преподобный
Палладий Еленопольский в своем "Диалоге с римским диаконом Феодором о
жизни блаженного Иоанна Златоуста". В этом произведении он
противопоставляет Феофила и Златоуста в личной нравственности и пастырской
деятельности, как последователей разных идеалов - Каиафы и Христа.
Свою борьбу за православие против
оригенизма Феофил ознаменовал расправами над монашескими скитами и обителями,
естественно, без суда и следствия. В наших святцах записан не только сам
Феофил, но и его жертвы, нитрийские монахи,
огнем и дымом уморенные (398
г, память 10 июля). Уцелевшие от этих убийств и насилий
монахи искали защиты у Златоуста (известное в истории дело "долгих
братьев"). На св. Иоанна, прославленного и добрым нравом, и добрым учением
обвинение в ереси найти было очень трудно. Но Феофил, восстав на него по своей
зависти и властолюбию, использовал эту историю "долгих братьев".
Среди прочих обвинений на Златоуста ему приписали и оригенизм только за то, что
Златоуст отказывался анафематствовать Оригена и его многочисленных
последователей. Хотя совершенно очевидно, что, как подлинный представитель
Антиохийской школы, Златоуст был весьма далек от взглядов Оригена и всей
Александрийской школы. В вину ему вменялось лишь миролюбие к инакомыслящим,
защита их от физического насилия и убийства. Современные подражатели
Александрийского "фараона" назвали бы Златоуста
"полуоригенистом" или "криптооригенистом", но на самом деле
речь должна идти не о ереси, а о нравах: евангельских и антиевангельских.
Александрийские патриархи владели
житницей империи – плодородным Египтом, а заодно и официальным титулом "Судья
Вселенной" (ойкумены). Несложно в этих двух фактах увидеть логическую
связь. Первый из таких судей – Феофил, мучитель монахов, гонитель величайшего
из Константинопольских патриархов.
Преемником по Александрийской
кафедре своего дяди Феофила и продолжателем его традиций и пастырского стиля
был Кирилл. Будучи выдающимся церковным писателем и глубоким богословом, он был
властным и жестким папой, не очень разборчивым в средствах борьбы со своими
противниками. Дело своего дяди против Златоуста он полностью одобрял. Известна
его злая фраза, написанная в послании к Константинопольскому архиепископу Аттику
по поводу отказа включить в диптихи Златоуста: "если Иоанн – епископ, то
почему Иуда не апостол?" Неслучайно именно Кириллу по поводу средств,
применяемых им в борьбе с Несторием, писал преп. Исидор Пелусиот:
"пристрастие никогда не бывает зорко, а ненависть вполне слепа". Характерно,
что как Феофил первым начал атаку на яркого представителя антиохийцев на
столичной кафедре, так и Кирилл первым поднял судебное дело против Нестория,
другого Константинопольского патриарха из антиохийцев. Предполагать в этой
борьбе только ревность о православии едва ли было бы справедливо.
За св. Кириллом остается заслуга
продолжения сотериологической традиции св. Афанасия Великого в применении к
христологии. Нестория и с ним всю Антиохийскую школу он опровергал, исходя из
этого важнейшего принципа: если личность Спасителя не есть Божественная, т.е.
вторая ипостась Святой Троицы, то мы не спасены. Отсюда его ударение на
единстве и единственности личности Христа, ибо "нашего ради спасения Един
от Святой Троицы пострадал" (так называемая "теопасхистская"
формула). Но при этом Кирилл неосторожно смешивал понятия ипостаси и сущности,
как синонимы. Такое случалось во времена св. Афанасия, но после работ св.
Отцов-Каппадокийцев, давших новое четкое понятие об ипостаси, это смешение
терминов было уже неоправданным. Кирилл также использовал еретическую формулу
Аполлинария: "единая природа Бога-Слова воплощенная".
Только столетие спустя после смерти
св. Кирилла в VI
веке Леонтий Византийский в работе "О подделках аполлинаристов" доказал,
что ученики Аполлинария, желая сохранить от уничтожения наследие своего
учителя, надписали ряд его произведений именами св. Афанасия Великого, св.
Григория Неокесарийского, римских пап Юлия и Феликса. Сам же св. Кирилл,
пользуясь ложно надписанными сочинениями Аполлинария, думал, что цитирует св.
Афанасия. При поспешном (за один день) заочном осуждении Нестория под
председательством Кирилла на Ефесском Соборе эти цитаты из Аполлинария вошли
уже в Деяния Вселенского Собора. Это показывает, что абсолютной непогрешимостью
на земле не обладает никто: ни люди, даже святые, ни составленные такими людьми
соборы.
Особое положение Александрийского
папы состояло в том, что от него непосредственно зависели все епископы Египта,
числом около ста, причем зависели не только административно. На любой собор
"Судья Вселенной" мог сразу выставить сто голосов в свою пользу, плюс
несколько сотен вооруженных монахов, плюс несколько десятков кораблей с
пшеницей в Александрийском порту, готовых по мановению папы отправиться или не
отправиться в столицу. С таким судьей любому человеку во вселенной сложно было
спорить. Как показал опыт Халкидонского Собора, египетские епископы не решались
ни обсуждать, ни подписывать никаких вероисповедных документов самостоятельно,
без своего папы, опасаясь физической расправы с его стороны. Поэтому, когда
этот папа в лице Диоскора, племянника св. Кирилла, уклонился от православия, он
увлек за собой в монофизитство и почти весь свой патриархат.
Если бы вся проблема монофизитства
заключалась только в неточных терминах и ошибочных источниках св. Кирилла,
движение никогда бы не получило такого народного размаха и такого фанатического
накала, какой показывает история. Церковные историки не раз справедливо
отмечали, что "слова монофизитских богословов были православнее, чем
настроения монофизитских народных масс" (прот. Г. Флоровский). Это
настроение, более в аскетическом, нежели богословском отношении, умаляло все
человеческое, и в связи с этим – человеческое во Христе. Оно отвергало, что Христос
единосущен нам по человеческому естеству, потому что гнушалось всем
человеческим, желая только Божественного. Сказывалось еще крепкое влияние
эллинского и собственно египетского язычества на уровне подсознания. В
воспитании такого монофизитского настроения, такого "антропологического
минимализма" главную роль сыграло египетское монашество с его чрезвычайным
телесным аскетизмом, точнее аскетическим надрывом, отсечением у пасомых своего
разума и своей воли, заменяемых разумом и волей старца. Авторитет этих отцов-старцев,
почти их культ, сыграл огромную роль в распространении монофизитства. Именно
аввы в популярном виде распространяли монофизитские идеи в народных массах,
перехватывали учительские и властные функции у иерархии, которая, по их мнению,
предала православие на соборе в Халкидоне. Уже на первом Ефесском Соборе (431 г) монахи во главе со
старцами терроризировали епископов – противников Кирилла. На втором Ефесском
соборе 449 года ("Разбойничьем") монахи-кирилловцы, во главе с аввой
Варсумой, учинили уже и физическую расправу над иерархами, неугодными Диоскору,
и прежде всего – над патриархом Флавианом Константинопольским, который вскоре
после этого скончался.
Показательна фигура
Константинопольского архимандрита Евтихия – "спускового крючка"
монофизитства. Это был типичный лже-старец, харизматик и фанатик, имевший
множество духовных чад в столице и при императорском дворе, в том числе и
самого Хрисафия – всесильного временщика при императоре Феодосии Младшем. Он
был верным "кирилловцем", участником 3-го Вселенского Собора, активно
поддержавшим тогда Кирилла в борьбе с Несторием. В богословии он не желал знать
других авторитетов, кроме Александрийского папы. Когда патриарх Флавиан привлек
Евтихия привлек Евтихия за проповедь монофизитства к соборному суду, большинство
столичного монашества встало на сторону архимандрита. На соборе в Халкидоне
сторонники Евтихия снова пытались устроить шумную демонстрацию в защиту
"веры Кирилла", как они ее понимали, и были удалены только силой
императорской стражи. Этот односторонне понимаемый авторитет своих отцов
настолько тяготелнад самыми
благочестивыми и духовными людьми монофизитского движения, что даже такие из
них, как египетский авва Исаия, палестинские аввы Варсонуфий и Иоанн из
Газского монастыря Серида, не признавали Халкидонского Собора и пребывали в
общении с монофизитской иерархией. (см. Д. Читти "Град-пустыня" СПб.
2007)
Последний авторитет в монофизитской
триаде основателей – Диоскор, патриарх Александрийский, не принес ничего нового
в традицию, сложившуюся до него. Он только максимально сузил учение своего
предшественника по кафедре – св. Кирилла, сделав главным пунктом неудачную
фразу о единой воплощенной природе и тем самым доведя дело до ереси. Более
всего он прославился насилиями, с которыми провел второй Ефесский
("разбойничий") собор 449
г. Объявив всех несогласных "несторианами"
("Несторий не один, несториев много") он самовольно низложил многих
иерархов с применением к ним физической расправы. Боевым кличем его сторонников
и практической установкой в их борьбе за "веру отцов" стало:
"рубить надвое тех, кто разделяет Христа", то есть признает во Христе
две природы. Что это были не пустые угрозы, показывают многочисленные погромы,
устроенные монофизитскими толпами во главе с монахами в разных городах Египта,
Сирии и Палестины в V-VI в. Достаточно напомнить только одно
убийство кафолического Александрийского патриарха Протерия (457 г), которого толпа
монахов убила в храме во время богослужения Великой Субботы(!) После этого
злодеяния убийцы еще помели написать новому императору Льву I Фракиянину, что они стоят за православие и
будут впредь защищать "веру отцов" (то есть, в буквальном смысл:
православие – или смерть всем несогласным). Примечателен и ответ им императора
Льва: "Где, у каких отцов и в каком Евангелии вы научились защищать веру с
помощью убийства?" Так спрашивает царь у монахов! Действительно, в
Евангелии таких примеров у Христа и Его апостолов найти невозможно. Только
враги Христовы, фарисеи и саддукеи, с помощью убийства мнились службу приносити Богу. Но вот у почитаемых за святых отцов
местных авторитетов, у тех же Феофила и Диоскора монофизиты могли такие примеры
почерпнуть.
Показательно, что "вера
св.Кирилла", противопоставляемая монофизитами кафолической халкидонской
вере, не обеспечила единства в их собственных рядах. Известно, что уже в конце V века они разбились на ряд враждующих между
собой образований. А в середине VI
века в одном только Египте насчитывалось около двадцати разных монофизитских
групп, в том числе и полных акефалов ("безглавных"), не признававших
никакой иерархии, как "неправославной" по их понятиям. Посему эта
"вера Кирилла" в монофизитском истолковании вошла в историю, как
пример классической схизмы, в даже большей степени, чем ереси. Именно так
оценивал ее преп. Иоанн Дамаскин в своем каталоге ересей. И Кафолическая
Церковь (например, в лице Александрийских патриархов св. Евлогия и св. Иоанна
Милостивого) принимала монофизитов через исповедание Халкидона, но без
воспроизведения их таинств.
Так местная традиция, возведенная в
абсолют, оторвала Египетскую Церковь от Вселенской. Максимальный консерватизм,
перешедший в слепой, ожесточенный фанатизм, заставил этих "ревнителей
православия" отвергнуть Халкидонский и последующие Вселенские Соборы,
сделал их неспособными критически оценить наследие св. Отцов, в том числе
"веру Кирилла", отделив в ней верные мысли от неверных слов и
тенденций. Последующие поколения православных богословов, особенно в VI веке, в эпоху императора Юстиниана
Великого, проделали огромную работу, пытаясь доказать, что "вера
Кирилла" в принципе не противоречит вере Халкидона. Была принята
"теопасхистская формула" св. Кирилла: "Един от Троицы
пострадал" в виде литургического гимна: Единородный Сыне, составленного самим императором. Была принята
даже формула: "единая природа Бога Слова воплощенная", истолкованная
в халкидонском смысле, как одна Ипостась. Наконец, ради единства с монофизитами
император Юстиниан составил даже указ с анафематствованием лидеров
Антиохийского богословия (так называемые "три главы"): Феодора
Мопсуэтского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского, - из-за чего пошел на
конфликт с большей частью православного епископата. (5-й Вселенский собор
предал персональной анафеме из этих трех учителей только Феодора). Но все было
напрасно. Слепой консерватизм и фанатизм не желал ничего ни видеть, ни слышать,
ни думать, держась только за привычные авторитеты, и только за их слова. Даже
менее ожесточенные монофизиты на все аргументы православных отвечали так, как,
например, монахини одного монофизитского монастыря Константинопольскому
патриарху Иоанну Постнику: "ничего из Ваших слов мы не понимаем, но от
веры своих отцов никогда не отступим".Ожесточенные же фанатики лишь разжигали ненависть ко всем последователям
"халкидонских новшеств".
3. Латинская традиция, как причина
раскола Запада с Востоком
Обособленность западной богословской
традиции от восточной, начавшаяся уже в эпоху Вселенских соборов, сыграла
важную роль в великом церковном расколе. К настоящему времени история
догматических расхождений изучена весьма подробно (см. например, о. Иоанн
Мейендорф "Византийское богословие"). Западный подход к троическому
догмату, как известно, завершился прибавлением в Символ веры "filioque", то есть учением, что Дух Святой
исходит от Отца и Сына, как единого начала. Зачатки этого учения на Западе
прослеживаются уже у Тертуллиана, св. Илария Пиктавийского, св. Амвросия
Медиоланского и особенно у блаженного Августина Гиппонского. Блаженный Августин
держался еще в рамках православной тринитарной догматики, но подходил к
раскрытию троического догмата отлично от восточных отцов. Он еще не расходился
с ними в догматических выводах, но уже отличался в исходных предпосылках, в
иной расстановке акцентов. Одностороннее развитие августиновской традиции
привело, как известно, западное богословие к уклонению от православия.
Другая тема, разработанная бл.
Августином, - соотношение между Божественной благодатью и свободной волей
человека, доведенное им до учения о Божественном предопределении как ко
спасению, так и к осуждению, - стала причиной долгих споров на Западе (так
называемых, "полу-пелагианских") и в конце концов легло в основу
протестантского учения о спасении. Именно по поводу этого учения Августина
преп. Викентий Леринский написал свое знаменитое определение: "истинно то,
во что в Церкви верили все, везде и всегда", подчеркивая кафоличный
характер церковной истины. И при этих догматических погрешностях сам бл.
Августин в личном и пастырском отношении выглядит безупречно. Это, действительно,
святой, всегда равнявшийся на евангельский образец, чуждый и церковной
политики, и узкого фанатизма, человек глубокой и живой личной веры. Одна только
его "Исповедь" в этом отношении является образцом для христиан всех
времен.
Равным образом и другие латинские
догматы, например, о чистилище или о папском примате, коренились в глубинах
традиции Римской Церкви и имели основания в очень почтенных Отцах. Например,
папа Григорий I, он
Великий, он же в славянской традиции Двоеслов,
автор Преждеосвященной литургии, личность светлая, подлинно евангельская. Евангельски шествовати изволил еси, -
поется ему в православном тропаре. Однако он недвусмысленно учил о чистилище.
Папа Лев Великий, главный борец с монофизитством, спасший Восточную Церковь от
египетского "фараона" Диоскора, ради спасения Рима и своей паствы
лично выходивший без оружия навстречу предводителям варварских орд – гуннам во
главе с Атиллой и вандалам во главе с Гензерихом. Именно он при этом являлся
основателем учения о папстве в его главных пунктах. Эти примеры можно
продолжить, но остановимся на сказанном. Не отрицая личной святости ни
Августина, ни пап Льва и Григория, Восточная Церковь не приняла их ложных
мнений, личных или опиравшихся на местную традицию, но во всяком случае
противоречивших кафолическому учению.
