В год столетия революции в России, второй русской Смуты, много было сказано в православно-патриотической среде о ее внутренних и внешних причинах. К внутренним причинам принято относить разложение имперской аристократии и бюрократии, предательство в высшем правящем слое, стремление к власти крупной российской буржуазии, падение религиозности в народных массах, господство революционных настроений в интеллигенции. К внешним причинам относят широкий международный заговор еврейских банкиров и масонских лож, субсидировавших революционные партии и национал-сепаратистов. Поскольку факторов указано много, и все они имели место (хотя бы в какой-то мере), то любой историк, пытающийся осмыслить всю их совокупность, выделяет главное, на его взгляд. Так, «конспирологический» подход решающим считает заговор мировых банкиров, а «историософский» взгляд рассуждает об анафемах, под которые попала Русская Армия, Русская Церковь и весь народ за то, что не покаялись перед староверами или «имяславцами», Распутиным и т.п. Такие обобщения содержат в себе рациональное зерно и объясняют нечто из причин революционной катастрофы. Но, игнорируя целые пласты исторических фактов, они не могут воссоздать и целостной картины.
Между тем, история, как наука, сначала устанавливает непреложные факты, и лишь затем пытается выстроить между ними причинно-следственные цепочки. В этом отношении всякий историк вначале ведет добросовестное следствие, «допрашивая» свои источники, т.е. показания современников, свидетелей и участников событий. Затем, как психолог, он старается понять мотивацию самих свидетелей, их взгляды, интересы, и вытекающую из всего этого их достоверность. В отношении разных свидетелей приходится вводить разные «коэффициенты искажения». Но совсем игнорировать некий «сектор свидетельств» на том основании, что эти свидетели не разделяли историософский взгляд самого историка, - это значит сознательно искажать историческую картину и заниматься мифотворчеством.
По поводу эпохи, предшествовавшей революции, в частности о Первой мировой войне, сохранилось огромное количество материалов, которые были изданы в последние годы. На наш взгляд, именно в эти материалы следует вникнуть более пристально, чем это обычно делается, - и тогда вся картина предстанет более полной и цельной.
Если посмотреть на предыдущие три столетия русской истории после первой Смуты, то мы увидим, что почти все перечисленные выше факторы имели место уже тогда и, однако, не привели Россию к катастрофическому исходу. Аристократия времен царя Алексея Михайловича, Петра I, Екатерины II, или Александра I, была ли в своей массе более патриотичной и самоотверженной, более преданной монархам, менее корыстной и властолюбивой, чем их потомки времен Николая II? – Очевидно, что нет. Народные массы, то бунтовавшие с Болотниковым, с Разиным, с Булавиным и Пугачевым, то бегавшие от государственных повинностей по окраинам и раскольничьим скитам, - были ли они более лояльны к монархии и господствующей церкви, чем их потомки, жившие в 1917 году? – тоже нет. Масонские ложи, проникшие в Россию еще в начале XVIII века, еще с тех пор вели работу по ее разложению, но не смогли этого сделать, ни в XVIII, ни в XIX веке. Проклинаемая правыми авторами за свои левые убеждения русская интеллигенция, как показала мировая война, была в немалой части и единственной носительницей сознательного русского патриотизма, честно воевала и полегла на фронтах Мировой и Гражданской войны.
Современники революции в своих воспоминаниях говорят о решающем факторе мировой войны в деле разжигания революции. Революция была невозможна в 1913-14 гг, и стала возможной через три года затяжной и неудачной войны. Так же, как и первая революция в России не могла бы даже начаться в 1903 г и стала возможной через пару лет из-за поражения в японской кампании. Подобное было и на Западе. Парижская коммуна стала возможной только после поражения наполеоновской империи во франко-прусской войне в 1871 г. Да и самой французской революции 1789 г предшествовала череда неудачных войн (за испанское наследство, за австрийское наследство, Семилетняя война). Ответственность за которые легла на французскую монархию.
Неудачная война всегда ставит под вопрос компетентность руководства страны. Если, по выражению Бонапарта «проигравшие армии были на самом деле побеждены еще до того, как были разбиты на полях сражений», то и побежденные правители отвечают перед страной и историей за неподготовленность к войне, за поражения и потери, за неумение вовремя заключить компромиссный мир, исключающий полое поражение. С самых древних времен и у всех народов проигравшее войну руководство или само уходило в отставку, как в республиках Греции и Рима, или устранялось насильственно, как в восточных деспотиях. Относительно долго и благоразумно мог править только тот правитель, кто был умелым в войне или дипломатии, но на обоих направлениях умел принести успех своей стране. Как минимум, избежать больших провалов. А неудачники долго не правили нигде. Неудача правителя воспринималась малорелигиозными людьми, как следствие его некомпетентности и неспособности, а глубоко верующими – как признак отсутствия на правителе благословения Божия. Кстати, и сам титул императора, принятый некоторыми европейскими монархиями от римлян, означал у последних победоносного полководца, провозглашенного таковым своими легионами после победы.
Победоносная война всегда снимала многие внутренние проблемы государства. Она приносила не только трофеи и контрибуции, новые территории, отодвинутые рубежи, укрепление безопасности страны, экономические и торговые льготы, но и чувство морального удовлетворения у народа, сознание того, что принесенные жертвы не были напрасны, что дети победителей будут долго пользоваться выгодным миром. Проигранная война везде оставляла в народе горечь от напрасных жертв и национального унижения. Победоносная война всегда укрепляла национальное единство, сглаживала сословные противоречия. Проигранная война всегда обостряла внутренние болезни государства, разжигала классовую и партийную рознь. Начинался поиск виновных в поражении, а также предателей и лиц, нажившихся на войне, часто заканчивающийся междоусобием. Таков опыт почти всех государств в истории.
Учитывая все это, многие правители для укрепления своих режимов часто желали провести «маленькую победоносную войну»: маленькую по затратам и потерям, победоносную – по результатам. Но такие желания довольно редко осуществлялись. Чтобы война оказалась победоносной и славной, да еще и над примерно равным противником, она требовала максимального напряжения от государства, искусства в управлении от правительства и больших жертв от мотивированной армии и народа. Теория оптимизации говорит, что получить максимальный результат при минимальных затратах вообще невозможно, можно получить или минимум затрат или максимум в результате, - и это только в лучшем случае. В реальной истории чаще случались большие и не победоносные войны. Например, известно, что накануне Японской войны некоторые сановники Российской империи высказывали желание провести «маленькую победоносную» - для укрепления внутреннего режима. Но для ее подготовки и проведения ничего толком сделано не было. Война получилась большая и проигрышная, и дала результат, обратный тому, на который надеялись. Подобное произошло и десять лет спустя в Мировой войне.
Британский военный историк Лиддел Гарт отмечал, что Первая Мировая качественно отличалась от всех предыдущих войн, которые знала история. Армии противоборствующих коалиций исчислялись миллионами солдат, фронты протянулись на сотни километров, сражения длились по нескольку месяцев, потери исчислялись десятками тысяч убитых и раненных, порою за один день. Профессиональные кадровые армии сгорели в огне боев за первые полгода войны, им на смену пришли миллионы мобилизованных обывателей – фактически, народные ополчения. По выражению Лддел Гарта, если раньше нации были подобны зрителям в цирке, которые сидели на трибунах и болели за своих «гладиаторов», то теперь всем зрителям пришлось выйти на арену в качестве бойцов.
Мировая война стала серьезным испытанием для всех наций, в ней участвовавших, их патриотической мотивированности, жертвенности, готовности терпеть лишения войны, сплоченности перед лицом внешнего врага. Одни нации выдержали это испытание, другие, в т.ч. и мы, русские – нет.
Огромные по масштабам и разнообразию задачи организации обороны страны легли на правительства стран-участниц войны. Одной главной цели – победе, следовало подчинить все: и формирование армии, и ее снабжение, и перевод всей экономики на военные рельсы, и поддержание внутреннего порядка, и внешнюю политику. Одни правительства, хотя и с трудом и не полностью, смогли решить эти задачи – и победили, а другие не смогли – и проиграли.
При этом, как отмечает Лиддел Гарт, именно в первую мировую войну лидерами Антанты были применены методы, называемые сейчас «гибридной войной». Кроме обычных военных действий и шпионажа против врага применялись и иные меры: полная экономическая блокада, международная изоляция, масштабная информационная война, разжигание социальных протестов и национальной розни, диверсии и восстания в тылу противника, использование политической оппозиции в стане неприятеля от революционеров до пацифистов, ослабляющих патриотизм. Применялось разнообразное давление на руководство вражеской стороны с целью вызвать пораженческие настроения.
Лиддел Гарт убедительно показал, что собственно на полях сражений Антанта не выиграла войну у Германии (боевые потери немцев в большинстве сражений были в два раза меньше, чем у союзников). Но она истощила страны Центрального блока и внушила их руководству мысль о капитуляции раньше, чем положение стало бы безнадежным. Слабым звеном стали верхи Германии и Австрии, раньше других заразившиеся пораженчеством. В России тоже верхи, в т.ч. придворные круги не верили в победу и по ходу войны впадали в панику даже при ограниченных по размеру неудачах. Против монархий, германской, австрийской и особенно русской, мировой закулисой велась активная, целенаправленная пропаганда. Она била в уязвимое место, противопоставляя монархизм и патриотизм, интересы правящей династии противопоставляя общенациональным интересам, разжигая революцию не только под социальными лозунгами, но и под лозунгами патриотизма. Лишившийся поддержки значительной части патриотически настроенных подданных монархизм становился исключительно слабым. Сами монархи в значительной степени дискредитировали себя тем самым фактом, что не смогли предотвратить столкновение между собою. Затем они не смогли стать национальными лидерами в тяжелой войне, объявленной ими самими отечественной. Утратив поддержку патриотического крыла своих народов, монархи были свергнуты в результате заговоров.
Не нужная для России, вынужденная война
...
скачать статью полностью |
